Что охотится в тени. Харпер Л. Вудс
важны для вас. Если вы так обращаетесь с равными себе людьми, которых вы цените, страшно подумать, что вы делаете с врагами. Вы не должны обращаться с нами как с пленниками.
– Ты не знаешь, что значит быть пленником, – вдруг прорычал бог Мертвых.
Внезапная горячность в его голосе заставила меня сделать шаг назад. Лицо у него исказилось от этих слов, выражая абсолютное презрение.
– Считаешь, что я тебя похитил? Что я все равно что тюремщик?
Я сделала еще шаг назад, когда он подошел ближе, так что я почувствовала его дыхание у себя на щеке, когда он изогнул бровь в жестокой насмешке.
– Остановись, – сказала я.
– Я всегда буду хорошо к тебе относиться, мин астерен. Даже когда ты будешь вести себя слишком глупо, не замечая, что правда прямо у тебя под носом. Ты уже была моей задолго до того, как родилась твоя душа. И эта связь не тюрьма и не плен. Это убежище, твоя тихая гавань, где ты можешь укрыться от уродства этого мира, с человеком, которому судьбой назначено любить тебя. Принадлежать тебе.
Он коснулся ладонью моей щеки, его прикосновение было нежным, несмотря на язвительный упрек на лице.
Я потянулась вперед, схватилась за кинжал у него на боку и коснулась острием лезвия его горла. Молча предупреждая его, требуя, чтобы он держался на расстоянии и не испытывал судьбу, когда я чувствую, что не готова к его ухаживаниям. То, что я сделала раньше, было ошибкой – все сомнения, которые были у меня на этот счет, исчезли в тот момент, когда он заковал в цепи других меченых.
– Твоя тихая гавань похожа на темницу, – сказала я, взмахнув рукой с кинжалом, когда он наклонился ближе.
Его глаза заблестели, и на напряженном лице отразилось что-то вроде веселья.
– Звезда моя, хватит уже тыкать мне в горло острыми предметами. Однажды ты можешь поскользнуться. Только представь, какую вину ты почувствуешь в этом случае, – сказал он.
Внезапно он поднял руку, схватил меня за запястье и убрал мою руку от горла быстрее, чем я успела отследить его движения.
Он забрал у меня кинжал, сунул его обратно в ножны и опустил мои руки, зажав их между нашими телами. Хватка у него была крепкой, но было совсем не больно.
– Я буду сражаться в этой войне вместе с тобой до самой смерти, – заявил он, прижавшись лбом к моему.
Он застегнул сначала один наручник вокруг моего запястья, наблюдая, как подгибаются у меня ноги под тяжестью энергии, покидающей мое тело. Железо не опалило меня, как в прошлый раз, словно какая-то преграда защитила меня от ожогов, пока он морщился. Когда он застегивал второй наручник, его глаза были полны раскаяния, потому что он все же обращался со мной как с пленницей, хотя, по его собственному утверждению, я ею не была. От оков волнами шло тепло, словно железо знало, что между ним и моей кожей лишь тонкая преграда, и если бы оно могло просто прожечь ее, оно бы прожгло и меня насквозь.
– Прости, мин астерен. Я не хотел, чтобы было так.
Кожа под кандалами чесалась и покраснела от тепла, исходящего от железа. Калдрис взглянул