Огненный омут. Симона Вилар
красного кирпича, внутренние дворики с увитыми ползучими растениями колоннами, деревянные флигели, где жили со своими семьями дружинники Ролло.
Часто в помещениях, куда заглядывала Эмма, толпились рабочие: красили, чистили, стучали молотками. Жена конунга самолично следила за перестройкой дворца. Некоторые покои были в неплохом состоянии – мозаичные полы, дубовые галереи, винтовые лестницы, опоясывавшие мощные колонны. Но некоторые помещения совсем никуда не годились – краска на оштукатуренных стенах шелушилась, толстые колонны-подпорки были покрыты пятнами от сырости и плесени, в некоторых арочных сводах от протечек отвалился гипс, обнажив войлок и дранку. Эмма оглядывала все взглядом полководца, изучающего предстоящее поле боя. Ее распоряжения были сродни приказам – ясные, четкие, продуманные. Возражений она не принимала.
Послеобеденные часы Эмма посвящала вышиванию. Много шила для ребенка – чепчики, свивальники, пеленки. Она думала о нем, еще не родившемся, с нежностью и волнением. Ребенок шевелился в ней, рос, и это наполняло будущую мать радостью и страхом. Эмма знала, что роды – это испытание, которое уносит немало женских жизней. А ей еще предстояло таить свои роды от Ролло, который так ждет появления на свет этого дитя.
Игравший на лире в углу Осмунд вдруг прекратил свою игру, насторожился. Девушки, сидевшие за ткацкими станками, тоже замерли. Откуда-то долетал шум, хлопанье дверей, звуки рогов.
Эмма вмиг оживилась. Вернулся Ролло. Только его появление, подобно урагану, могло привести в волнение сонную тишину дворца.
Когда Эмма увидела Ролло, она сразу поняла, что муж не в духе. Он стремительно шел через зал в окружении своих норманнских ярлов, мрачный, хмурый, левая рука на эфесе меча. Резко приказал подать еды и оставить его в покое. Он расположился со своими приближенными норманнами за стоявшим на возвышении столом в торце залы. Испуганные слуги торопливо подносили блюда и спешили ретироваться.
Эмма присела в стороне у погасшего камина. Зал был огромен и разделен на отсеки рядами высоких колонн. Здесь проходили пиры, застолья и советы. Было полутемно, так как свет проникал сюда лишь через небольшие окна в торцах помещения, и поэтому возле стола зажгли еще несколько светильников на треногах. В их красноватых отблесках сидевшие за столом норманны представляли живописное и грозное зрелище. Они о чем-то негромко говорили, поглощая пищу, лица их были угрюмы. Один раз Эмма уловила имя Торлауга – молодого и способного воина, которого конунг особо отличал. Эмма тоже симпатизировала ему, хотя и знала, что тот относится к ней холодно, даже сухо. Торлауг очень любил брата Ролло Атли и считал, что Эмма предала его, не ответив на его чувство, предпочтя ему своего Ролло.
Эмма окинула взглядом сотрапезников Ролло. Это были его ближайшие сподвижники, вожди, которых он особо выделял. Так же к ним должна была относиться и Эмма, однако ее отношения с каждым их них складывались по-разному.
Курносый и белобрысый балагур Эгиль нравился