Безумие толпы. Луиза Пенни
агентов к вашему дому для охраны. А попозже заеду к вам поговорить с профессором.
Он надел вязаную шапку, потом остановился у двери.
– Вы сказали, что Эбигейл Робинсон была и остается гениальной.
– Да. Гений в своей области.
– Если она такой гений, то как она свела статистику пандемии к неправильным выводам?
– Ничего такого она не сделала.
– Pardon?
– Я проверяла ее исследование, ее статистику. Даже отправляла на предварительное исследование одному близкому другу, мнение которого я очень ценю. Он пришел к тем же выводам. Она не ошиблась.
– Но вы сказали, что она пошла вразнос, что…
– В нравственном плане это ужасно, но фактически верно.
– Господи Исусе, мужчины, вы что, не чувствуете запаха? – возмущалась Изабель.
– Какого запаха? – спросил Жан Ги и посмотрел на Армана, тот в явном недоумении отрицательно покачал головой.
Гамаш пришел к ним в подвал здания спортзала. Временный штаб группы расследования решили оборудовать в бывшей мужской раздевалке.
Технари тащили провода, компьютеры, столы, стулья, доски.
Не сказать, что тут творился хаос, но нечто весьма родственное ему.
– Словно кто-то сунул окский сыр[45] в потный носок, завернул в старую кожуру банана, а потом сел на него, – поморщилась Изабель. – И просидел десять лет.
– А-а-а, – сказал Гамаш. – Вы об этом.
– А мне нравится, – заявил Жан Ги.
Арман рассмеялся.
– Может, тут есть менее вонючее место? – спросила Изабель, оглядываясь. – Например, душевая.
Месье Вио вернулся с листком бумаги – он переписал имя и номер телефона человека, с которым встречался неделей ранее.
– Merci, – сказала Лакост.
Она прочла написанное, потом показала Гамашу и Бовуару.
Выражение их лиц не изменилось.
Эдуард Тардиф.
Удивило их только то, что Тардиф даже не попытался назваться другим именем.
– Есть тут где-нибудь место потише, чтобы нам поговорить?
– Я могу поставить стол и стулья на сцене наверху, если хотите, – предложил смотритель.
Пока Вио занимался этим, полицейские вышли на свежий воздух. Изабель сделала долгий-долгий, глубокий вдох.
Гамаш прищурился на солнце и показал на здание неподалеку:
– Там кабинет ректора Паскаля.
Построенное из плитняка здание было очень старым, очень привлекательным, с ярко-красной металлической крышей, имеющей наклон лыжного трамплина, – такие крыши характерны для patrimoine québécois[46]. Дом был построен век назад, и он сохранился в своем первозданном виде. Он являл собой резкий контраст брутальной архитектуре спортзала, возведенного в начале шестидесятых.
– Оттуда хорошо виден спортзал.
– Да, но ректор говорит, что заглядывал ненадолго в свой кабинет несколько дней назад. И ничего не видел.
– Он так говорит? – спросил Бовуар. – И вы ему не верите?
– У ректора склонность к фантазиям, но… – Гамаш задумался