Васса Железнова (сборник). Максим Горький
про себя:
«Ну, не скоро ты помрешь!»
Эта мысль была приятна ему и возбуждала в нем доброе, горячее чувство к отцу.
– Крестного держись… у него ума в башке – на весь город хватит! Он только храбрости лишен, а то – быть бы ему высоко. Да, – так, говорю, недолго мне жить осталось… По-настоящему, пора бы готовиться к смерти… Бросить бы все, да поговеть, да заботиться, чтоб люди меня добром вспомянули…
– Вспомянут! – уверенно сказал Фома.
– Было бы за что…
– А ночлежный-то дом?
Игнат взглянул на сына и засмеялся.
– Сказал Яков-то, успел! Ругал, чай, меня?
– Было немножко, – улыбнулся Фома.
– Ну, еще бы! Али я его не знаю?
– Он насчет этого так говорил, точно его деньги-то…
Игнат откинулся на спинку кресла и расхохотался еще сильнее.
– Ах старый ворон, а? Это ты верно… Для него что свои деньги, что мои – все едино, – вот он и дрожит… Цель есть у него, лысого… Ну-ка скажи – какая?
Фома подумал и сказал:
– Не знаю…
– Э! Соединить он деньги-то хочет…
– Как это?
– Да ну, догадайся!..
Фома посмотрел на отца и – догадался. Лицо его потемнело, он привстал с кресла, решительно сказав:
– Нет, я не хочу! Я на ней не женюсь!
– О? Что так? Девка здоровая, неглупая, одна у отца…
– А Тарас? Пропащий-то?
– Пропащий – пропал, о нем, стало быть, и речь вести не стоит… Есть духовная, и в ней сказано: «Все мое движимое и недвижимое – дочери моей Любови…» А насчет того, что сестра она тебе крестовая, – обладим…
– Все равно, – твердо сказал Фома, – я на ней не женюсь!
– Ну, об этом рано говорить… Однако – что это она как не по душе тебе?
– Не люблю этаких…
– Та-ак! Ах ты, скажите, пожалуйста! Какие же вам, сударь, больше по вкусу?..
– Которые попроще… Она там с гимназистами да с книжками… ученая стала!.. Смеяться будет надо мной… – взволнованно говорил Фома.
– Это, положим, верно, – бойка она – не в меру… Но это – пустое дело! Всякая ржавчина очищается, ежели руки приложить… А крестный твой – умный старик… Житье его было спокойное, сидячее, ну, он, сидя на одном-то месте, и думал обо всем… его, брат, стоит послушать, он во всяком житейском деле изнанку видит… Он у нас – ристократ – от матушки Екатерины! Много о себе понимает… И как род его искоренился в Тарасе, то он и решил – тебя на место Тараса поставить, чувствуешь?
– Нет, уж я сам себе место выберу, – упрямо сказал Фома.
– Глуп еще ты… – усмехнулся отец.
Их разговор был прерван приездом тетки Анфисы…
– Фомушка! Приехал… – кричала она где-то за дверями, Фома встал и пошел навстречу ей, ласково улыбаясь…
…Вновь жизнь его потекла медленно и однообразно. Сохранив по отношению к сыну тон добродушно-насмешливый и поощрительный, отец в общем стал относиться к нему строже, ставя ему на вид каждую мелочь и все чаще напоминая, что он воспитывал его