Большой план. Алексей Борисов
свидание спешите или просто оттуда удрали?
– Оттуда, – улыбнулся Олег.
Валентина Сергеевна была мамой Юлиана. Отец Юльки умер, когда будущему знатоку опричных дел исполнилось пять. Замуж она больше не вышла и воспитывала сына одна. Кошечкины жили в самом центре, неподалеку от университета, в так называемом обкомовском доме. В действительности дом был местом обитания разных людей: после его сдачи в конце сороковых состав жильцов разбавила вузовская элита, а в начале девяностых несколько квартир приобрели и отремонтировали по своему вкусу известные всему городу коммерсанты – водочные «короли».
– Плохо себя чувствуете? – участливо спросила Валентина Сергеевна.
– Почему?
– Глаза у вас красные. Ночами не спите, защита покоя не дает?
– Да, волнуюсь немножко.
При этих словах Олег чуть отвернулся в сторону, чтобы ненароком не дыхнуть на Юлькину маму.
– Не волнуйтесь, и это пройдет.
Валентина Сергеевна, невысокая худенькая женщина в сером платье, с простой прической и умеренным макияжем, по внешнему виду сошла бы за еще одну лаборантку. Между тем, она была профессором на факультете романо-германской филологии. Юлькин отец считался восходящей звездой биофака, к своим тридцати годам став доктором наук и лауреатом какой-то важной премии (Олег позабыл, какой). «Такие у меня гены», – приговаривал Юлиан, смешно теребя курносый нос. Генами он, впрочем, нисколько не кичился.
– Сейчас, конечно, ничего не пишете?
– Тезисы добиваю, – сказал Олег.
Тезисы предстоящего выступления он выдавливал из себя по капле. Выходило, на его взгляд, криво и косо, а еще до ужаса банально. Когда при участии Трофимыча формулировали тему, казалось, что предусмотрено и вероятное продолжение. Взятый в рамках Большого плана курс производил надежное впечатление. Как гласил плакат, висевший у Лапшина в школе: «Дорога верная у нас: сначала в ПТУ, потом в рабочий класс!» Разумеется, в данном случае речи о пролетариате не было и быть не могло. Имелось в виду последующее написание докторской. Заведующий кафедрой с высоты своего опыта учел восприятие и проходимость еще не написанного труда в академических лабиринтах.
– Я не про тезисы. Литературу забросили? – уточнила Юлькина мама.
– Забросил окончательно, – честно признался Олег.
– Может, напрасно?
– Может.
«Растрепал всё-таки», – подумал Лапшин. Мечта о писательстве была у него с детства. Первый рассказ, насквозь наивный и беспомощный, он сочинил в четыре с небольшим года, в гостях у дедушки с бабушкой. Дед так и объявил, передавая его родителям с рук на руки, вместе с тетрадкой: «Забирайте писателя». Это было нечто, навеянное военными кинофильмами и крайне скупыми дедовскими воспоминаниями. Раненый в зимнем бою под Курском и потерявший два пальца на правой руке, Николай Семенович долго лежал в госпитале и был комиссован подчистую. Тетрадь в линейку, в которой маленький Олег карандашом выводил