Мне нельзя тебя любить, оборотень. Елена Амеличева
меня та золотая рыбка, пожелал бы, чтобы все дни такими стали.
– И только-то? – я прищурилась.
– Но она же все равно ненастоящая была. – Глаза стали такими грустными, что мое сердце сжалось.
– Да, это называется морок. У тебя что-то случилось?
– Что у меня может случиться? – улыбнулся широко, но тоска из глаз никуда не делась.
Что ж, рассказывать не хочет, насильно доверять не заставишь.
Шум позади заставил нас одновременно повернуть головы. Мимо прошла Алана со сворой своих подпевал. Зыркнула в нашу сторону взглядом – будто каменюку швырнула, но ни словечка не сказала и ушла.
– Она не обижает вас? – Себастьян внимательно вгляделся в мое лицо.
– Теперь нет, как ни странно, – пожала плечами.
А и в самом деле, раньше прохода не давала, каждый день какую-нибудь новую пакость удумывала, змея, а теперь присмирела.
– Может, у нее совесть проснулась. – Предположила я. – Нельзя же вечно быть такой зловредной гадиной.
– Ну, это уж вряд ли, – оборотень так искренне расхохотался, что и сама от улыбки удержаться не смогла. – Сильвия, она просто завидует вам по-черному, вот и все. Так что держите ухо востро с ней, хорошо?
– Да из-за чего завидовать-то? – нахмурилась. – Она ведьма сильная, да и все девчонки с ней дружат. А я…
– А вы, – перебил парень, – просто не знаете, какая вы чудесная, маленькая чаровница!
Его глаза так сияли, что смутилась и отвела взгляд, пробормотав:
– Ага, волшебная на всю голову.
– Вы просто себя еще не знаете, – прошептал Себастьян, – моя золотая рыбка.
Глава 3. Золотое руно
Себастьян
– Так кто была та недавняя мамзель? – шепнул Кнес, орудуя рядом со мной лопатой. – Аган рассказал про твои амуры в городе!
Язык у него длинноват, смотрю, у нашего Агана! Укоротить надобно! Я со злостью вонзил лопату в землю по самый черенок и нажал на древко, вывернув наружу шмат пахучего чернозема. Непрошенное напоминание пробудило память и слишком уж сильной болью полоснуло по душе, заставив язвительно ответить:
– Какая разница, кто? У дамочки засвербило, я помог, делов-то.
– И что они в тебе находят? – друг завистливо глянул на меня. – Тощий ведь, как наша старушонка каурая! Только глазастый, да еще языком молоть умеешь!
– Языком не только молоть надо, – усмехнулся, продолжив копать.
– Не, фуу, – Кнес скривился. – Чтобы я туда языком? Да ни в жисть!
– А воду ты как пьешь? – не удержался я.
– А чего?
– Ну, коли брезгливый такой, так подумай, как воду-то озерную пить, в нее же рыбы испражняются.
– Ис… чего?
– Писают и какают они туда.
– Тьфу, ну зачем сказал, Себ? – парень скривился. – Теперь думать о том буду!
– Мальчики, заканчивайте, – моя мать подошла к нам с кувшином в руках. – Испейте водицы, работнички!
– Ох, тетя Сара, только не хватало! – Кнес покосился на кувшин, сплюнул