Мой театр. По страницам дневника. Книга II. Николай Цискаридзе
сказала: „Нет! Или я пою, или я не пою!“ Про то, что у Каллас пропал голос, много легенд ходит. На самом деле у нее никогда не заканчивался голос, у нее закончились нервы. Когда она оставалась одна в комнате, сидел я или ее помощница, она пела, как великая Каллас. Стоило появиться кому-то чужому – голос исчезал, сразу. Ответственность быть Марией Каллас ей насмерть ударила по нервам».
Почему я о том вспоминаю. Потому, что в это время у меня впервые стали сдавать нервы. Ответственность танцевать так, как должен танцевать Цискаридзе, легла на мои плечи тяжелым грузом. Заканчивался спектакль, мне страшно не хотелось идти на поклоны, хотелось скорее в гримерную, в душ и домой, к Тяпе.
15
В конце октября в Москву приехал Пети со своим спектаклем «Ролан Пети рассказывает…», о котором я уже упоминал. На Новой сцене ГАБТа в течение двух вечеров мы с Илзе Лиепа танцевали 30-минутную версию «Пиковой дамы».
Тут выясняется, что всем артистам, кроме нас, за выступления заплатили. На наше законное «почему?» руководство театра ответило: «Ну и что, что вы выходите на сцену? Вы можете и подарить свои танцы». По поводу подарка Пети у нас с Илзе сомнений не было, осадок остался оттого, как с нами поступили. Сказать Ролану, что нам не платят за выступления, мы, конечно, не могли.
Параллельно с этим в Большом театре начались постановочные репетиции балета по комедии В. Шекспира «Сон в летнюю ночь» Дж. Ноймайера. Я получил роль Оберона/Тезея, моей партнершей стала С. Захарова. Интересный, сложный, большой спектакль, который Джон прежде ставил для своей труппы в Гамбурге, а потом для многих театров Европы, включая Парижскую оперу.
Но мне там досталась самая неинтересная роль. Я не столько танцевал, сколько бесконечно носил балерину. Изначально эта партия сочинялась на «такелажного» Ивана Лишку. Это человек-гора, выше меня на голову, шире в плечах раза в два, а балерина, с которой он танцевал, была ростом как его нога, потому он мог ее крутить хоть на одном пальце.
Назначая нас со Светой на роли, Ноймайер хотел подобрать гармоничный дуэт, все-таки королева фей и король эльфов. Но Света на «пальцах» – с меня ростом, делать поставленные Джоном виртуозные поддержки… Это было нечто на грани возможного.
В результате танцев у меня нет, и Светы нет. Она все время куда-то уезжала на гастроли. Приходилось репетировать с другими балеринами, а у них другой рост, другие ноги. Меня так и подмывало отказаться от спектакля, но Ноймайера не было в Москве.
Света приехала за две недели до премьеры, я стал с ней учить спектакль. Партия Ипполиты/Титании Захаровой очень подходила, возможно, это лучшая ее роль. У нас сложился красивый дуэт, мы выглядели единым целым.
Я передумал отказываться от балета, но дался мне он очень тяжело. Сложнейшие поддержки то на руках, то на плече, то уж не знаю на чем! На одной из них, со Светой, стоявшей на моей голове, я должен был сесть на колено. Опускаюсь, а оперированной ноги не чувствую, жуть какая-то.
Наконец приехал Ноймайер. Он – человек