.
еще много лет остававшейся захолустьем. Даже в конце 40-х годов на берегу реки в окрестности памятника были огороды, и осенью у его подножия сжигали картофельную ботву. Воскурение гнилой картофельной ботвы – какая низкая проза! Но красного Мирабо увековечил не только монумент, в городе именем Володарского назвали проспект, улицу, переулок, несколько фабрик, больницу, трамвайный парк, железнодорожную станцию, поселок, прежде называвшийся Сергиевой пустынью, а в 30-х годах – новый мост через Неву, возле которого стоит его памятник.
Прежде чем говорить о «красном терроре», вернемся в Россию начала ХХ века. В это время в общественном мнении утвердилось сочувствие к террористам, этих людей окружал романтический ореол. Художник Юрий Анненков вспоминал о знакомстве со знаменитой деятельницей «Народной воли» Верой Николаевной Фигнер: «Я смущенно и восторженно смотрел на нее. Мне казалось тогда, что лицам революционеров и тем более народников и террористов свойственны особая чистота и ясность форм». А жертвы «светлых личностей» сочувствия не вызывали. За время русской революции 1905–1907 годов жертвами политического террора стали почти 20 тысяч человек, и все происходило при одобрении передовой части общества, так что прививку идейной жестокости это общество получило задолго до прихода к власти большевиков. Вот лишь один характерный эпизод: 4 февраля 1905 года при выезде из Кремля генерал-губернатор Москвы, великий князь Сергей Александрович был убит эсером И. П. Каляевым – брошенная в карету бомба разорвала его тело. Великая княгиня Елизавета Федоровна[10], услышав взрыв, выбежала из дворца на площадь и с плачем стала собирать останки мужа. Вокруг стояла равнодушная толпа; кто-то из зевак пошевелил сапогом кровавый ошметок и заметил: «Надо же, у него, оказывается, были мозги!» Острота «Впервые русскому великому князю пришлось раскинуть мозгами» мигом облетела город, и московское Охранное отделение сообщило в столицу: «Все ликуют». За этими остротами и ликованием, за небоязнью пролития крови и оправданием политических убийств уже можно разглядеть будущее – с массовым террором, подвалами «чрезвычаек» и ГУЛАГом.
Стремление Ленина развязать массовый террор впрямую связано с положением дел в стране – летом 1918 года положение большевиков казалось безнадежным. Под их властью оставалось лишь малая часть страны; с юга, севера и востока их теснили белые армии и войска Антанты, Владивосток заняли японцы; в результате выступления Чехословацкого корпуса, сформированного из военнопленных, была захвачена часть территорий Поволжья, Урала и Сибири. Но и там, где советская власть удержалась, было неспокойно, в Москву приходили сведения о крестьянских бунтах и недовольстве рабочих. По свидетельству Аркадия Бормана, «большевики чувствовали, что враги наступают на них со всех сторон, и совершенно не были уверены, что справятся с положением. Наиболее видные из них уже обеспечили себе тайные квартиры на случай переворота». На заседаниях
Великая княгиня Елизавета Федоровна, сестра последней русской императрицы, убитая в 1918 г., в последние годы вела монашеский образ жизни. 18 июля 1918 г. в городе Алапаевске Елизавету Федоровну, великих князей Иоанна, Константина и Игоря Константиновича, великого князя Сергея Михайловича, князя Владимира Палея и сопровождавшую ее в ссылке монахиню Варвару Яковлеву бросили в шахту заброшенного рудника. По местному преданию, из-под земли долго доносились молитвы умиравших Елизаветы и Варвары. Занявшие Алапаевск части белой армии извлекли тела погибших из шахты, затем они были вывезены в Китай. Великие князья и князь Палей похоронены в приделе православной церкви в Харбине; останки Елизаветы и Варвары покоятся в Иерусалиме, в церкви Св. Марии Магдалины. В 1992 г. преподобная мученица Елизавета была канонизирована русской церковью.