Армия древних роботов. Александр Шакилов
хвостатый. Пора сделать привал – Леший провел ладонью по мелко-мелко дрожащему боку ящера и, велев Далю нарубить тесаком сухих веток кустарника, двинул на поиски нужных трав.
Далеко ходить не пришлось. Вскоре вернувшись с крупной сухой тыквой и зелеными, рассыпающимися в пыль пучками трав, он соединил два вида растений, никогда не произрастающих рядом, и хорошенечко растер их между ладонями. Эфирные масла, выделяемые этими травами, вступили в реакцию – и вспыхнул огонь, едва не опаливший Зилу пальцы.
У альбиноса аж челюсть отвалилась, когда он это увидел:
– Как ты это сделал?
– Я же леший, у меня дар, – почесав родимое пятно на руке, Зил подкинул в огонь нарубленных веток. – Я заговорил траву, вот она и загорелась.
Взяв у обалдевшего Даля тесак, он разрезал тыкву пополам и, выковыряв из нее семена, прогулялся с половинками к ближайшему ручью, где сначала их хорошенько обмазал глиной, а затем наполнил водой. Получившиеся горшки он поставил на огонь. В один бросил сбор трав для бодрящего отвара, а во второй – для лекарства зогу.
Когда бодрящий отвар вскипел и, снятый с огня, чуть остыл, Зил протянул глиняно-тыквенный горшок Далю:
– Пей, дружище. Полегчает, боль из суставов и костей уйдет. И зубы твои болеть перестанут…
На Поле Отцов ратники Мора не только хорошенько намяли бока мятежному рабу-альбиносу, но и надолго – если не навсегда – испортили ему обаятельную улыбку.
– Ты первый. – Даль скрестил руки на груди.
Вот тебе и союзник!.. Куснув губу – неужели альбинос всерьез думает, что Зил задумал его отравить? – леший хорошенько отхлебнул из горшка. И, чуть помедлив, еще отхлебнул. И облизнулся. Вкус у отвара был насыщенный, пахло от него душицей, чабрецом и мятой. Во рту стало свежо, от желудка к конечностям и голове заструилось приятное сонное тепло. Второй раз предлагать он не стал, поставил горшок на землю так, чтобы не перевернулся, а сам занялся снадобьем для зога. Травы, соцветья и корешки следовало хорошенько выварить, постоянно помешивая, пока вода полностью не испарится, а затем растереть их в вязкую однородную кашицу.
Когда он закончил, в горшочке с бодрящим отваром осталась лишь трава на дне, а чрезмерно бледное от природы лицо альбиноса раскраснелось.
Вывалив на ладонь горячую буро-зеленую кашицу, Зил подошел к хрипло дышащему зогу.
– Ну что, хвостатый, будем тебя лечить. Давай-ка ложись правильно.
В пути их связь окрепла. Чтобы заставить зога подчиняться, уже не требовалась «птица». Со стоном ящер перекатился на бок, чтобы леший без труда мог добраться до гнойной раны на груди. В разрыве плоти белела кость. Зил протянул руку, чтобы втереть туда кашицу – снадобье должно оттянуть гниль и восстановить пораженные ткани, – но, так и не коснувшись зога, замер.
У краев раны под воспаленной красно-белесой кожей что-то шевелилось. И не только у краев, но и везде под кожей тут и там