Синий мёд. Елена Чудинова
загорелась к ней съездить. Но со времен, когда заводили Кирби, минуло почти пятнадцать лет. Загородный дом поразил запущенностью и приветил уж слишком многоголосым собачьим лаем. Наконец вышла угрюмая старуха, небрежно одетая, согнутая, больная даже на вид. Юрия она, конечно, не узнала – до тех пор, пока он не упомянул о Кирби. Впрочем, Рину Манефа так и не отличила от Наташи. Люди нисколько ее не занимали. Мизантропия же ее развилась за это время до состояния весьма плачевного. Манефа перестала продавать щенков, не будучи в силах отдавать их в чужие руки. Пенсиона же ее, самого по себе достаточного, на прокорм стольких собак не доставало. Отказывая себе во всем, Манефа занималась только собаками, жила на ячневой каше и картофеле, лишь бы терьеры ни в чем не знали недостатка. В комнатах коробились полы, отставали обои, сыпалась штукатурка с потолка, кресла и оттоманки не были видны под грудами всего, что необходимо для обихаживания и питания собак.
Рина ездит к Манефе каждую неделю, привозя полный кузов необходимого – и для старухи и для собак. Терпеливо выслушивает мизантропическое ее брюзжанье и странные прожекты, что де желает быть похороненной на собачьем кладбище, не хочет покоиться среди людей. Что ее заставляет – молодую модницу, вечно занятую к тому ж?
Кстати, Рина моложе меня на три года. Она впрямь Гуньке скорее сестра, нежели мачеха.
Музыкальная фраза меж тем звучала и звучала.
В дверь заглянула Катя, вид у ней был таков, будто за те часы, что мы не видались, она пролежала неделю в лихорадке. Ничего не сказав, подала кому-то знак рукой.
– M-mes, мои соболезнования. – Миша, очень строгий в своем воздухоплавательном полковничьем мундире, щелкнул каблуками. Никогда не видавшийся с Гунькой прежде, безошибочно ее распознав, приблизился. – Соболезнования, m-me Van Leeuwenhoeck. Мои и Государя. Я нынче вместо него, Николай Павлович не имеет возможности теперь оставить столицу, открывшийся форум не позволяет.
– Благодарю, Ваше Высочество. – Гунька слабо улыбнулась.
– Я за Ника, Нелли, – повторил Миша уже мне, несколькими минутами позже.
– Откуда он уже узнал? – Сердце окутало ощущение тепла.
– Ему сказала мать Евфросинья. Сразу же после разговора с тобой. Я торопился как мог. – Миша кое-как улыбнулся. – Мне теперь штраф выпишут за то, что приказал подать мой винтокрыл слишком близко к Зимнему дворцу.
– Плохи твои дела.
Предоставив Мише возможность еще перемолвиться с Гунькой, я выскользнула из гостиной.
Телефон мой Катя уж сжимала в руке, словно боясь о нем забыть. Мой любимый миниатюрный телефон в серебряном, украшенном аметистовыми кабошонами, футляре, прошлогодний подарок мужа к именинам. Я уединилась с ним в гостевой спальне: только там, кажется, еще никого не было. Присев на танкетку под знакомым с детства малым голландцем, торопливо открыла NS1: ничего.
Не вовсе ничего, несколько банковских
Раздел «notice explicative», аналогичный нашему SMS. Не забудем, что международным языком остается французский.