За горизонтом событий. Алексей Брусницын
вещей тут не предоставляли. Можно было через полицейских передать просьбу жене, чтобы она привезла смену белья, но Александр не хотел ни о чём просить Анну. Он постирал с помощью того же мыла трусы и футболку, а пока они сохли, ходил завернувшись в простыню.
На всякий случай он простился со всеми, особенно душевно с Артистом и Гришей.
В суд их повезли, заковав и в наручники, и в кандалы для ног. Нижние конечности освободили перед сортировочной камерой, а верхние – через специальное окошечко в двери, когда завели внутрь.
Камер было много по обеим сторонам коридора, и народу в них натолкали изрядно. На скамейках, прибитых к стенам, не всем хватало места. Некоторые сидели прямо на полу. Атмосфера была тяжёлая, давящая и запах стоял такой же. За бетонным ограждением высотой по рёбра тут же находились толчок и раковина.
Примерно через час Невструева вызвали и повели не на суд, а к бесплатному адвокату.
Адвокат, щуплый и юркий, предложил быть с ним абсолютно откровенным и рассказать всё как было. Александр ответил, что ему нечего добавить к показаниям, которые он давал следователю.
– Что ж, тогда всё зависит только от слов вашей жены.
– И что мне грозит, если она покажет против меня?
– От полугода до двух лет тюрьмы, – безразлично констатировал адвокат.
– А вы с ней не говорили?
– Не получилось, – и было непонятно: то ли это адвокат настолько халатно относится к своим обязанностям, то ли сама Анна не пожелала идти с ним на контакт.
Эта беседа только добавила Александру волнений. Его отвели обратно в отстойник, и началось томительное ожидание.
Наручников здесь не надевали, но мерзавец конвоир, застёгивая наножники, специально поддёрнул джинсы Александра вверх – в тюрьме так не делали, наоборот, заботливо поправляли штанины, чтобы металл не соприкасался с кожей, – и, пока его водили по длинным коридорам суда, он до крови стёр щиколотки.
Ждать пришлось долго. Часа три.
Чтобы скоротать время, народ разбивался на пары для негромких разговоров. Звучало здесь по самым скромным подсчётам языков пять: иврит, арабский, эфиопский, английский и даже французский. Для Невструева русскоязычного собеседника, как назло, не нашлось.
Когда принесли какие-то дрянные сэндвичи, замотанные в целлофановую плёнку, парнишка лет тридцати в кипе, которому тоже не нашлось собеседника, передавая свёрток Александру, сказал по-русски:
– Держи.
Это было неожиданно, он совсем не походил на русскоязычного. Они разговорились. Артикулировал парнишка картаво, с сильным израильским акцентом, но вполне внятно. Нимало не смущаясь, рассказал, что ждёт приговора за то, что вёл сайты для видеочат-моделей.
– А как это сочетается с твоей религией? – Александр указал глазами на его кипу.
– Ничего плохого, с точки зрения бога, я не делаю. Когда есть только два плохих выбора, господь учит нас выбирать-таки тот, который лучше. Я увожу девочек с улиц и из махо́нов[1]. Им