Страшнючий случай. Няня для призрака. Кристина Юрьевна Юраш
Какие чувства?
Ого! Как я загнула!
– Как ты думаешь, что нарисовано на этой картине? – спросила я, разглядывая “неудачную” картину.
– Эм… Серость? – спросил будущий великий художник. Но по голосу было слышно, что он сомневался.
– На картине изображен… Эм… Или печальный слон во вселенной! – произнесла я, присматриваясь к пятну. Было у меня подозрение, что краску просто случайно пролили, а белые звезды не что иное, как следы пыли, осевшей на невысохшее полотно, пока мы тут топтались.
– Печальный слон, летящий во вселенной, – попробовал Тео, вглядываясь в собственный рисунок. – Ну да! Вот хобот! Вот.. Нога! А почему у него тогда три ноги?
– Печальный трехногий слон, летящий во вселенной! – расширила я название. – Он символизирует грусть от неприятия себя, чувство единения со звездами… эм… Ощущение себя в потоке…
– Ого! – обалдел Тео от своих талантов. – Но мне кажется, что это – мышь! И это – не хобот, а хвост!
– Печальная трехногая слономышь, летящая во вселенной, – произнесла я, а мы замерли, пытаясь понять, что хотели сказать своей "слономышью".
Глава 27
Слономышь многое хотела сказать зрителям. Грустные глаза говорили о тягостях “слономышинного” бытия и одновременно о кризисе среднего возраста и роста.
– Да-а-а… – вздохнул Тео, не подозревая насколько он, оказывается, талантливый и многогранный. Призрак посмотрел на меня, а потом с воодушевлением взялся за дело.
– Няня! – выдал призрак, увлеченно выдавливая краски прямо на мольберт. Я сейчас быстро все рисую, а потом мы придумаем, что это значит? Ведь так?
Увлеченный гений работал не покладая кистей. Тео увлеченно творил, брызгая краской вокруг. Краска обдала меня, тут же сделав произведением искусства. Так появились шедевры “Звездный путь унылой мухи”, “Черная тоска крокозябры, пьющей чай на шкафу” и много других незабываемых работ, свидетельствующих о глубине внутреннего мира няни и маленького привидения.
– Ужин через полчаса, – произнес сдержанный и спокойный голос, на который я обернулась.
Я увидела лорда Олатерна, который в изумрудно – зеленой атласной жилетке и белой рубашке с широким рукавом выглядел так, что у меня внутри что-то тревожно заскреблось. Бабочки в животе потребовали кастрюлю борща, ведро пельменей и угрызений совести за то, что все это переехало в меня!
При виде нашего произвола, лорд Олатерн чуть не произнес пару нехороших слов, включая парочку непечатных, но которые смело можно перевести как “биеннале”.
“Это что за биеннале?” было написано на его благородном лице, когда Тео щедро вылил краску на картину, а баночка с налипшей пылью покатилась по полу под ноги ошеломленному искусством отцу гения.
– Папа! Гляди! – бросился к отцу Тео, требуя, чтобы тот быстро оценил выставку картин. Всего два часа, а у нас уже шедевров набралось на два музея с половиной. – Это…
Пойманный врасплох искусством лорд Олатерн даже не подозревал,