Без пяти минут полдень. Ольга Васильевна Ярмакова
вительнейшего магазинчика. А случилась эта находка точно в полдень, в середине июля, а значит, в сердцевине года, что было определено свыше, как позже уверилась сама Мила.
Июль не задался с самого начала, хотя на него возлагались большие надежды после того, как июнь с треском провалил экзамен на «жаркое лето». Откуда ни возьмись, в город пожаловал вредный западный ветрила, которому в забаву было трепать кроны деревьев и поднимать песчаные бури на пересохших в отсутствие дождей дорогах. И куролесить по улицам и дворам ветродую не надоедало, особенно по нутру ему пришлась одна шалость – всклокочивать и спутывать волосы на головах прохожих. Миле, ой, как досталось от проказника-ветра, но управы на него не имелось – как-никак, а всё ж стихия. Некоторые умные дяди и тёти с экрана телевизора серьёзными голосами вещали о причастности загульного ветра в отсутствии привычной для июля жары, а лица их настолько при этом пыжились, что Мила едва не падала со стула на пол от смеха – ну как можно винить какой-то там ветер, да ещё с такой миной на лице! А ещё взрослые.
Итак, около полудня солнечного, но весьма ветреного дня Мила по обычаю прогуливалась по центральной улице в надежде развеять скуку, которая всё крепче наваливалась ей на хрупкие плечики.
– Ну хоть одно чудо, пожалуйста, – с надеждой воззвала девочка, обратив взор к небу. – До вечера так далеко.
Наверху наперекор западному ветру с ленцой ползли облака на любой вкус и размер. Здоровенные великаны, вылепленные из сахарной ваты, величаво ступали по бледной бирюзе поднебесья, за ними следом шествовали дивные существа, в которых угадывались птицы и звери. Были и такие, что жидкими ручейками сочились меж небесных путников, образуя стрелы и загадочные знаки.
Ветру только того и надо было, чтоб Мила засмотрелась на облака, задумалась и отвлеклась, а он тут как тут – шмыг – и запустил пятерню в её аккуратную причёску, потрепал хорошенько, закружил вокруг девчушки и вдобавок обдал щедрой порцией пыли. Тут же зачесались глаза, в носу защекотало, и нечаянная жертва ветра-озорника зачихала и зажмурилась. А тому всё мало, он её принялся в спину толкать, да так сильно, что она растерялась и уступила его напору. И куда её направлял ветер, она понятия не имела, всё тёрла глаза, силясь изгнать песчинки из них.
Вдруг ветряной порыв за спиной резко стих. Когда Мила открыла глазки, оказалось, что она сошла с центральной улицы в какой-то переулок, вернее, место то она узнала, но магазин, перед которым стояла, видела впервые.
«Магазинчик странностей г-на К.»
Вот это название! – внутренне возликовала Мила. Скука тут же покорно сбросила свои клешни с детских плеч и сгинула. Что ж, судя по вывеске, магазин открывался без пяти минут полдень.
– Вот это да, – сказала вслух девочка. На её наручных часиках стрелки только-только сошлись на полуденной цифре. – Я как раз вовремя.
И как выяснилось, первая.
Едва она потянула на себя дверную ручку, как внутри раздался самый настоящий колокольный перезвон. Нет, не тот, что привычно издают маленькие дверные колокольцы. Это звучала настоящая симфония колоколов количеством не менее двух десятков. Но когда Мила притворила дверь за собой одной рукой, – другою же она тщетно прикрывала ухо от оглушительного перезвона, – то к своему изумлению не обнаружила ни единого ударного инструмента. И как по команде – ошеломительный набат прекратился, отчего Миле почудилось, будто она оглохла: так невероятна казалась установившаяся тишина. Внутри воздух оказался сильно спёртым, словно дверь в помещении не открывали очень давно. И в этой спёртости отчётливо улавливались тонкие нотки чего-то старого, ветхого, перемежавшегося с пылью и плесенью.
– Ты испугалась, милочка?
Голос раздался совсем близко и принадлежал пожилому господину. От неожиданности юная посетительница подпрыгнула и громко пискнула, ну совсем как мышка.
Невысокий, худощавый, всего-то на голову выше её, почтенный джентльмен – именно такое слово ближе всего соответствовало облику господина – в старомодных брюках, жилете и белоснежной рубашке взирал на Милу добродушными, но с хитринкой глазами. Короткие седые волосы уходили назад с широкого высокого лба, перечёркнутого вдоль и поперёк крупными морщинами. Морщин хватало: россыпь гусиных лапок вокруг глаз, глубокие дуги в уголках губ, росчерки на впалых щеках, да и шея, казалось, состояла полностью из них. Впрочем, от обилия «жизненных отметин» – как любил помечать морщинки папа – пожилой господин отчего-то вовсе не казался старым и тем более дряхлым, как дедушка. Миле вдруг вообразилось, что морщины и сутулость, присущие старости, – напускное, и незнакомец на самом деле молодой мужчина, которому вздумалось почудить, нацепив на себя костюм старика.
– Откуда вам известно моё имя? – поинтересовалась она, когда оправилась от испуга.
– О, это ерунда сущая, – пожилой джентльмен ответил, снисходительно улыбнувшись. – Знать чьё-то имя – ещё не талант, но угадывать желание того, кто носит имя, – вот это уже некоторый успех, особенно в моём ремесле.
Однако голос выдавал в его обладателе отнюдь не молодость, а прожитые годы, приправленные для