Крошки с письменного стола…. Рина Бажо
второе отделение решили не оставаться. Уйти просто не смогли. Решили положить на свои места по розе в знак уважения к великому композитору Сергею Прокофьеву. Несмотря на серое небо декабря, было так уютно рядом друг другом красивой немолодой паре. Они неспешно шли к машине, ощущая себя с декабрем в особой гармонии. Этот вечер не сотрется из памяти.
– А давай украсим цветочную мастерскую хвойными композициями? Они простоят в таком виде до весны.
– Впереди новогодние праздники. Наш первый совместный Новый год. Счастливо, – ответила она.
Глава II
-– Парижская акварель –
Просто невозможно, – сказала сестра. Приезжать к тебе я не буду. И это не потому, что у тебя жизнь возвращается на круги своя. Мне хватило прошлых твоих отношений. Я не верю в то, что человек в таком возрасте способен стать лучше. Знаешь, что к старости мужчины становятся только хуже. Кажется у сестры траур по моей жизни. Она уверена, что снова у меня ничего не получится.
Аглая смотрела в окно. Дрожала, словно в мороз. Вспомнила про липовый чай и малинку. Расстройство пройдет, не горюй, Аг, – подумала она и закрыла распахнутое настежь окно. Она сидела на краешке кресла с чашкой чая в руках и раздумывала, что любить не так уж безнадежно. Выйти замуж, да еще в шестьдесят лет, да еще за человека, с которым уже была в браке. Сделав глоток, усмехнулась, подошла к окну и вслух проговорила: "А сейчас будет уже не до любви, новые заботы заглушат все старое. И все-таки, знаете ли, это перемена в жизни. Не повторить ли ее мне?" Тут советовать нельзя, – услышала она свой внутренний голос. Подумалось: иногда я буду вспоминать свое одиночество.
Телефон звонил настойчиво. Это была сестра. Pardon. Не подниму трубку. Кажется, я для себя все уже решила, и у меня появилась возможность скоротать вечер, пока еще одной. Аглая – так зовут одну из сестер моего рассказа, посмотрела на себя со стороны и подумала: всё это, так или иначе, надо обдумать. Опустившись на кожаное кресло, обвела взглядом картину: "А жизнь кипит". Это Nicolas Jolly, парижская акварель. В ее шестьдесят лет жизнь закипела. Ноутбук призывно был открыт. Взгляд приковало стихотворение Эдварда Коркотяна. И перед глазами не молодой женщины замелькали строчки:
Парижских улиц. Серые картины.
В обрывках серого тумана. Мельтешат.
Брюнетки в серых пелеринах.
Под серыми зонтами, вдаль спешат.
Как много серых отражений.
От серых луж, где капельки дождя.
Взрывают, всплесками сомнений.
Реальность призрачных видений.
И неизбежность бытия…
Теперь, пока она живет здесь, все ходит пешком и очень много думает. И чувствует, как с каждым днем растет ее уверенность в завтрашнем дне. Она теперь знает, как это простить. Как это переступить через все. Да, переступить и закрыть ушедшее вчера на ключ. Вернувшись к началу стихотворения, Аглая неистово прочитала:
Пространство, время. Все сменилось.
Вчера мы плыли под луной.
Сегодня