Наставник. Алиса Линд
же надо начать?
– Ты говорила, режим сбит, да? – спрашиваю, расплющивая окурок в пепельнице.
– Да, сэр, – Макс отвечает бесцветным голосом. Помнит, что я обещал уложить ее спать, и теперь боится того, как я это сделаю.
– Мы быстро восстановим режим, – встаю, разминаю тело. – Отбой не позже полуночи, подъем в половине восьмого.
Сереет еще сильнее, смотрит на меня круглыми глазами, наверняка думая, что сейчас точно не уснет. Это мы еще посмотрим!
– Я понимаю, что ты в возбужденном состоянии, – говорю доверительно, даже ласково, как заботливый папаша. – Но у меня есть план! Для начала ты пробежишь двадцать больших кругов по этому залу. Вдоль стен. Вперед!
Подчиняется без возражений. Начинает пробежку. Такая решимость положительно радует. А с виду даже и не скажешь, что в этой замусоленной девчонке есть подобие стержня.
С удовольствием слушаю ее голос, когда, пробегая мимо меня, она называет номер круга. После десятого начинает утомляться, прижимает руку к ребрам справа. Сбила дыхание, девочка? Бросает на меня жалостливые взгляды, похоже, надеясь на снисхождение. Нет уж, лентяйка, никаких поблажек! Ты сама этого хотела, так черпай полной ложкой!
Бежит все медленнее, и на пятнадцатом круге вообще переходит на шаг. Смотрит на меня раздраженно. Вот оно! Ослушалась, да еще и злится! Внутренне торжествую – такое ей с рук не сойдет.
Подзываю жестом. Идет небыстро, видимо, и правда утомилась. Тем хуже… только ей. Смотрю на нее, раздумывая, как поступить. Макс подходит на расстояние вытянутой руки, останавливается и… легкомысленно собирается открыть рот?! Раздражение вспыхивает внезапно – что же она за тупица?! Я заставлю тебя поверить в свою серьезность, девочка!
Короткий шаг вперед. Сжатая в кулак рука по короткой траектории достигает ее тела. Точный удар в солнечное сплетение. Хотя вряд ли можно по праву назвать это таким суровым словом. Бью даже не вполсилы. Почти едва касаюсь, но ей хватает, чтобы сложиться пополам в приступе удушливого кашля. Валится на пол, как мешок овощей.
С полминуты наблюдаю булькающую агонию. Макс вроде начинает выравнивать дыхание. На меня не смотрит – голова повернута так удобно, что не могу удержаться. Ставлю ногу ей на щеку, придавливаю к полу и, прибавив свирепости голосу, говорю:
– Ты понимаешь, что ты сделала, и за что ты наказана?
Отнимает одну руку от ребер и пальцем рисует на полу «+». Хорошая девочка.
– У тебя три минуты прийти в себя и еще пятнадцать кругов по залу, – убираю ногу с ее лица. – Пять, которые ты не пробежала и десять штрафных.
Смотреть на это жалкое существо сейчас неприятно. Внутри разыгрывается злость. На себя. Так недолго травмировать ее хрупкое тельце. Хотел же придумать другие воздействия. Не придумал. До этого уровня в моей практике ни одна девчонка не доходила. Задерживались только парни, а их я мог лупить как угодно.
Иду на кухню, засекаю время. Через три минуты я вернусь и погоню Макс бегать дальше. Она,