Жернова. Виктор Бычков
пальцем: «Арестант! Каторжанин!». Этими словами с детства пугали детей. Кто же думал, что они, эти слова, обретут плоть, превратятся из разряда угроз в явь, станут страшной действительностью.
Петр Сергеевич Труханов чуть приотстал от колонны, и поэтому рядом с ним постоянно шёл один из конвоиров – молодой полицейский с еле заметным пушком над верхней губой.
– Шевелись, шевелись, арестантское отродье! – шумел на арестанта конвоир, строго и страшно хмурил брови, старался говорить командирским басом.
– Не видишь, служивый, что хромаю. Нога у меня…
– Как паскудничать, так хворь не мешает. Небось, на воровстве иль другом разбойном деле ногу повредил, а сейчас жалости требуешь да сочувствия.
Пётр Сергеевич побледнел вдруг весь, руки затряслись.
– Ты, служивый, иди тихонько и меня не трожь, – процедил сквозь зубы. – Не то за себя не отвечаю.
– Но-но, каторжанин! Прекратить разговоры! Двигай, двигай, бандитское отребье!
Неизвестно, чем бы закончилась перепалка, не покажись водная гладь Днепра.
Река в этом месте изгибалась, уходила влево, успев подмыть на повороте низкий берег, образовав длинную, широкую, тихую и достаточно глубокую заводь. Люди не преминули воспользоваться речным трудом, укрепив берег, построили пристань.
Чуть в отдалении вверх по течению у речного вокзала стоял пассажирский пароход, дымил единственной трубой; сновали по причалу пассажиры; слышны были крики извозчиков.
У кучи мусора справа от дороги копошилась, орала стая ворон; какой-то мужик стоял у обочины, сняв шапку, молча провожал глазами колонну арестантов, крестился.
На грузовом причале также кипела жизнь. Слышны были крики мастеров, обильно приправленные матюгами; пахло водорослями и свежим лесом; сновали над рекой чайки, кричали истошно и противно. У берега болтались несколько лодок разных размеров. Около десятка таких же судёнышек лежало на берегу вверх дном; у дальнего края порта, где густые кусты ивы и лозы густо свисали над рекой, постепенно теснился стеной лес. Там, у кустов, горели костры, топилась смола, группка чумазых работников смолили борта и днища лодок.
Часть заключённых была направлена на погрузку строевого леса в телеги-роспуски, что караваном выстроились ещё на подходе к грузовому порту, остальные, в том числе Тит и Иван Наумович должны были стаскивать разбросанные и лежащие навалом лесины в строго отведённое место подальше от берега, складывать в аккуратные штабеля. Петра Сергеевича определили старшим над небольшой группой пожилых арестантов собирать по территории дровяного склада крупную щепу, сучья, пилить тонкие, кривые некондиционные брёвнышки на дрова, колоть их, складывать отдельно в поленицы. Для этой цели в углу двора стояло несколько козел для распила, колоды; выдали колуны, топоры и пилы.
Солнце уже давно взошло, нежарко светило, однако ещё грело, работа шла ни шатко, ни валко. Конвоиры переместились в тенёк,