Реальность виртуальности. Зоя Выхристюк
обменивались, и водой святых источников запасались. Нет, она не насмехалась над ними. Внутренне, про себя, она старалась выйти из оценочного пространства, словом, пыталась стать пустой. На третий день поездки у нее окончательно выветрились мысли обо всех ее перипетиях, оставшихся в далеком Славногорске. Они как будто отодвинулись в иное пространство, утрачивая актуальность. По крайней мере для ее жизни в ипостаси паломницы. В какой- то момент Лялька решила оперировать двумя категориями: чувствую – не чувствую. Совершенно не уточняя для себя, что же предполагалось почувствовать.
В монастырях жили в гостиницах для паломников, условия близки к спартанским. Нужно было принимать участие в работе, которую почему-то называли «послушанием». Чаще всего убирать в храме, иногда помогать на кухне и в столовой, по-монастырски – «трапезной». Лялька работала, не уклонялась, но без особого рвения. Через неделю у нее наступило состояние, которого достигают долгими месяцами медитации – появились достаточно продолжительные паузы между мыслями. Ей это было знакомо. Как-то в детстве она тяжело заболела ангиной с высокой температурой, с раздирающей болью в горле, ужасным компрессом на шее с жесткой царапающей, когда высохнет, компрессной бумагой. На пятый день температура, наконец, спала, и наступило состояние упадка сил. В голове стало практически тихо: редкая мысль посещала сознание. И все они касались актуальности момента. Такое состояние безмыслия наступило и в этой казавшейся бесконечно долгой поездке по монастырям. Мысль затормозила, а вот слух невероятно обострился: жизнь вокруг зазвучала, как оркестр. Иногда казалось, что она превратилась в большое ухо, которое одновременно улавливало разговор двух остановившихся на пригорке монахов, щебет детей, неизвестно откуда-то появившихся в таком количестве (человек десять, не меньше), звон посуды в трапезной, рычание мотора заводимой монастырской машины и жужжание голосов ее спутниц по поездке… И все это одномоментно на фоне музыки живой природы – шума ветра, пения птиц.
После утренней трапезы она отдраила две двадцатилитровые кастрюли, начистила ведро картошки и миску других овощей для борща и была свободна. Вышла на волю и чуть не задохнулась от открывшейся красоты: как удивительно вписался монастырь в этот лес с высокими соснами с рыжими стволами, темной зеленью хвои и песочной массой осыпавшихся на землю иголок. А еще это синее, да прямо-таки синее небо над головой! Она почувствовала желание зайти в монастырский храм. Сработала данная себе установка: чувствую – не чувствую.
Храм был практически пуст. Две паломницы из ее группы дочищали круглый большой подсвечник. Она никак не могла запомнить, как называются по-церковному эти канделябры. Села на скамеечку у самого входа. Хотела устало вытянуть ноги, но сдержалась, просто удобнее оперлась спиной о стену.
Какой красивый все же здесь иконостас! А перед алтарем, как будто на невысоком