Ад находится у океана. Николай Ободников
мановению волшебной палочки. Воздух казался невероятно вкусным и прохладным, будто шоколад из холодильника.
Внезапно тошнота вернулась – налетела всепоглощающим шквалом мировой дурноты. Теперь Симон не сомневался, что схватил тепловой удар, или солнечный, или оба сразу.
Бросив на Эву короткий взгляд, он сорвался с места. Пулей вылетел из столовой и, не разбирая дороги, помчался по коридору. Перед глазами маячил образ Эвы Абиссова. И образ раздувался, покрываясь жирными лишаями, сочащимися коричневой жидкостью. У столов фыркала и насыщалась невообразимая тварь, проглотившая мальчика. Воображение не скупилось на подробности, вырисовывая их всё четче и четче.
Подвывая от ужаса, Симон резко повернул за угол и врезался в чье-то плечо.
– Симон Анатольевич, вы не в себе? Ваше счастье, что вы налетели на меня, а не на какого-нибудь лоботряса, нахватавшегося от отца принципов школьного образования. Что случилось?
На Симона с раздражением смотрел Савелий Абиссов, завуч по учебно-воспитательной работе. Не изменяя своему вкусу, Абиссов носил синий блейзер, однотонную рубашку, идеально выглаженные брюки и темно-коричневые кожаные мокасины. Хмурясь, он потирал правое колено, хотя удар, насколько помнил Симон, пришелся ему в плечо.
«Красивый сукин сын», – совершенно некстати подумал Симон и вздрогнул. Мысль показалась ему чужеродной, присланной извне.
– Твой сын, Савелий, сейчас в столовой уплетает обед, предназначенный детям-льготникам. Это шантаж, ясно? Или трусики, или он будет чудить!
– Что?!
Мысли Симона не поспевали за языком, но даже в таком лихорадочном состоянии он понимал, что выплескивает наружу не факты, а свой припадок. Он даже не заметил, как перешел на «ты», чего обычно себе не позволял. Стоявшие неподалеку ученики прислушались. Кое-кто полез в карман за смартфоном.
– Именно, Савелий, именно. Твой сын шантажирует одноклассницу. Или трусики, или чудачества, слышишь? А что будет дальше? Он начнет бить стёкла и резать ими других детей, пока ему не дадут сладенького?
Лицо завуча побледнело; в серых глазах простерлась долина гнева. Отпихнув Симона, он устремился по коридору в сторону столовой. Недолго думая, Симон бросился следом, ведомый ароматной струйкой свежего воздуха. Он напоминал себе кобылу, неспособную сойти с колеи. И сейчас такой колеей выступал запах лосьона после бритья, исходивший от Абиссова.
В столовой они появились почти одновременно.
– Трусики за компот! – громко провозгласил Симон.
Никто не обратил на это внимания. Классы продолжали свой относительно спокойный прием пищи, и мало кто замечал, что один из учеников, Эва Абиссов, насыщался там, где ему не положено. Два или три педагога, с выражением искреннего недоумения на лицах, уже направлялись к нему.
Симон ощутил, как незримые когти, крутившие с самого утра вентиль с горячим и холодным воздухом, наконец-то оставили его в покое. Его ноги подогнулись, и он обессиленно рухнул на свободный стул.
7
– Что ты себе