Последний мужчина на Земле. Наталия Хойт
во двор. Продуктовый стоял так, что пройти мимо было не возможно, даже если ты стёкл как трезвышко, так что он – будь что будет – решил заглянуть к Лариске.
Звякнул колокольчик, и она подняла голову. Рыжие кудряшки забавно растрепались. Он слабо улыбнулся ей.
– Привет, Лариска. Как дела?
Она заправила за уши волосы с обеих сторон одновременно – он уже не раз замечал за ней этот детский жест, и он его всегда почему-то веселил.
– Привет… – казалось, даже ее голос был рыжим.
– А почему так спокойно-то? Где паника? Где дрожащие руки? Где крики о конце света?
В магазине никого не было, и он зашел за прилавок, как делал иногда, когда приходил в ее ночную смену и они пили и разговаривали.
– А что, надо? – она присела на маленький стульчик, подперла щеку рукой и надула пузырь шоколадной жвачки. Действительно, она вела себя совсем как обычно, и он уже начал подумывать, не приснилось ли ему утреннее шоу.
– Ну… ну… – он не мог не смотреть на ее грудь. – Там… с утра по телику передавали.
– А что? Я еще не включала, надоело за новогоднюю ночь.
На миг он забыл о главном.
– Ты здесь встречала Новый год, что ли?
Она вздохнула и потянулась за сигаретой.
– Все равно никого нет. Неохота выходить. Будешь?
– Давай.
– Ну да, здесь вот и встречала… – она затянулась и вздохнула. Черт, как же все надоело. Надоели праздники, все осточертело просто… как раз вот накануне мы опять разругались в хлам.
– С этим, что ль? С Серегой?
– Ну да, ну да… достало его, видите ли, что я в магазине работаю, и что на меня каждый день мужики пялятся. – она закатила глаза и усмехнулась. – Короче, я психанула и хлопнула дверью…
Теперь уже усмехнулся он.
– …а хозяин как раз до этого говорил, кто в Новый год согласится выйти, премию выпишет. А мне лишние деньги, сам знаешь… Эх, терять-то все равно было нечего, ну я и пошла. Он потом звонил… – очередная глубокая затяжка, и видно было, что она действительно переживает. Помолчала. – Звонил, говорит, не дури, идем домой, но я знаю, что все скоро опять бы повторилось, если б я вернулась…
Где-где, а здесь его мужская солидарность не срабатывала при всем желании – последний Ларискин «ухажер» был тот еще хмырь. Он сам несколько раз видел синяки на ее запястьях. Как ни замазывай.
– В общем, встречала я этот дурной праздник одна. Ну и ничего, пережила. В двенадцать, как президент-то наш, – тут она опять не сдержала кривую ухмылку, – выступил, я под бой курантов выпила бокальчик шампа-а-анского, чокнулась сама с собой, поглядела на свое отражение и подумала – ну вот, дорогая, тебе двадцать пять, а значит, вперед, с новыми силами, на поиски своей судьбы! На этот раз я не ошибусь…
– Так тебе двадцать пять? – ужаснулся он. – Развод! Развод и девичья фамилия! Я что, все эти годы жил с такой старухой? – За этой ерундой,