У истоков пирамид. Евгений Леонидович Саржин
чтобы освежить рот, Мерхет.
Мерхет, кивнув, побежала в комнату и через некоторое время вернулась с красным кувшином, полным прохладной воды.
Полоща рот, Ренехбет глянула на стоявшую перед ней девушку – та замерла, склонив голову и опустив глаза. Полоса льняной ткани едва прикрывала крепкие бедра, выше пояса на Мерхет были только бусы из костяных пластинок. Так же, впрочем, ходили и незамужние девушки в Ме-Нари, но Ренехбет не могла свыкнуться с мыслью, что та готова исполнять её приказы.
Еда, которую Мерхет подала ей, мало чем отличалась от того, что ели в Ме-Нари – ячменные лепешки, зажаренное на углях козье мясо, печеные яйца какой-то речной птицы. Разве что без рыбы – жители Нехе не ели её, и презирали тех, кто ест. В чашу с красным верхом была налита вода. Заканчивая трапезу, Ренехбет спросила:
– Мерхет, почему ты не хочешь поесть рядом со мной?
– Нет, нет, так нельзя, гаша̀ не может есть рядом с уари-на – ответила Мерхет, подняв округлившиеся глаза на Ренехбет, – уари не позволяет этого.
Вот как они называют таких девушек – гаша. Почему девушек называли «отданная» и как они жили рядом с шери – Ренехбет еще не очень понимала, в Ме-Нари не было ничего подобного.
– Хорошо, тогда иди поешь в свою хижину. Ты мне пока не нужна. Я хочу пойти к Реке одна.
Река всегда успокаивала её. Кроме того, она вчера слышала, что сегодня должны были освятить новую ладью. Она помнила такой обряд по Ме-Нари, но ладьи в Нехе были больше, и ей вдруг захотелось увидеть, каких духов призывают для этого здесь.
Когда Ренехбет выходила из дома, малахитовая пыль уже сделала зелеными её веки и брови, бусины постукивали на груди. На второй день она, забывшись, вышла без ожерелья, но столкнувшись с взглядом Гор-Кха, оцепенела на мгновенье, после чего тут же побежала обратно в комнату.
Селение, такое большое, что она никак не могла с этим свыкнуться, полнил обычный шум. Мимо пригорка, где были расположены жилища шери, она спустилась к каменному руслу высохшего ручья. Здесь и вверх, по усеянному неровными желваками берегу, шли хижины тех, кто работал с камнем, костью и медью. Стук камня о камень, треск и скрипы смешивались с выкриками и лаем собак. Обнаженные фигуры ремесленников возле их хижин выпрямлялись при её приближении, руки поднимались в знакомом жесте. Впрочем, некоторые ушли в работу настолько, что не замечали проходившую мимо Ренехбет.
Поворачивая к узкой полоске берега, в конце которой спускали ладьи на воду, она краем глаза увидела знакомую фигуру. Не успев еще понять, кто это, Ренехбет повернулась и вздрогнула.
– Пусть духи благословят твой день, уари-на, – спокойно сказал Седжи и перехватил рукой посох, – что ты ищешь у воды, когда небесный огонь едва разгорелся?
Жрец смотрел на неё, не улыбаясь, и Ренехбет опять почувствовала поднимающийся по жилам страх. Он смотрел на неё сейчас теми же почти черными, ничего не выражающими глазами, как в тот день, когда она стояла перед ним раздетая в святилище