Не обожгись цветочком папоротника. Арина Бугровская
быть совестно! – Домна возмущённо обернулась к старшей дочери. – Какова пряха, такова и рубаха. Ладно, что мать одевает, а если бы свои наряды носила, стыдно людям в глаза смотреть было бы.
– А пускай на свои рубахи смотрят!
Домна от таких дерзостей застыла с крынкой в руках, не дойдя до стола. Девочки ещё ниже склонили свои повинные головушки, и даже Лан опешил от нахальства сестры. И только старая баушка сосредоточенно катала в своём беззубом рту какой-то особо вкусный кусочек и никак не отреагировала на выходку Василисы.
– Цыц! – Ивар нахмурил брови. – Не доросла ещё, чтобы людям глаза завязывать.
Далее ели молча.
На широком деревянном столе, покрытом белой льняной скатертью с красными узорами по краям, стояла нехитрая, но вкусная и сытная еда: хлеб, как водится, в центре стола, поломанный на крупные куски – резать нельзя, лежал на хлебном полотенце, котелки с дымящимся вкусным паром, один с кашей и мясом, другой – с пареной репой, яйца варёные, да молоко топлёное – варенец.
Вокруг на лавках восседала немногочисленная семья: на хозяйском месте Ивар, рядом с ним его старший сын Лан, напротив отца старенькая баушка и три старшие дочери, а далее мал мала меньше – восьмилетний Малой, пятилетняя Забава и совсем маленький Айка.
Все усердно работали ложками. Малыши смачно кусали большие куски хлеба, с громким чмоканьем запивали молоком и тут же заедали ложкой каши. Мужчины, в лице отца и сына, ели медленно, основательно. С утра уже наработались. И впереди столько всего ещё надо переделать, некогда будет отвлекаться на перекусы. Так что надо набраться сил. А что силушки даст, как не родной хлебушко?
Тиша ковырялась. Домна сидела на приставной лавке, ела кашу из общего котла, не замечая вкуса, её главной задачей было не себя потешить едой, а проследить, чтобы все встали из-за стола сытыми. А вот Тиша ей всё настроение и портила. Мать еле сдерживалась, чтобы ещё раз не щёлкнуть по её бестолковому лбу, чтобы хоть какое-то усиление придать её аппетиту.
А баушка как залезла первой ложкой в кашу, да будто невзначай, подхватила крупный кусок мяса, так теперь не знала, что с ним и делать. Жёсткий оказался, так и катала во рту, глядя как другие едят. Хотела его проглотить, да чуть не подавилась, большой оказался, не лезет в глотку. Вот беда. Баушка чуть не плакала. Так и встанешь из-за стола голодная. Но ничо. Она выкрутится. Не первый раз.
– Нынче видел яблоня собирается цвесть, – после завтрака обратился Ивар к жене, – пора сеять просо. Завтра начнём.
– А как же Живин день? Завтра вроде как не полагается работать?
– А что Живин день? Христиане мы теперь.
Домна промолчала. Непривычно и боязно. С детства впитала обычаи и традиции предков, а теперь вона. Но Ивар – муж. Он хозяин и всему голова. Пусть будет так, как он сказал.
– Ну и хорошо. Погода стоит добрая. А я с огородом почти управилась. Там осталось немного, сегодня как раз и закончим.
– Заканчивайте.