Волк среди волков. Ганс Фаллада
дело с пряжей… бог его знает, чем он торгует теперь! Да ему чем ни чем, он стал бы спекулировать слонами, если бы на этом можно было зашибить деньгу!
В сущности, если здраво рассудить, ниоткуда не следует, что у этого так называемого доброго приятеля фон Цекке можно разжиться деньгами. Пагелю это вдруг стало ясно. До сих пор он никогда и не пытался призанять у Цекке. Но тут же в груди Вольфганга Пагеля возникло другое чувство, что Цекке «дозрел», что теперь он непременно даст. Своего рода компас игрока, вдруг поданный откуда-то сигнал, шут его знает как и почему. Цекке непременно даст денег. Бывают в жизни такие минуты. Человек вдруг делает то, чего вчера ни за что не сделал бы. А потом, как следствие сделанного, уже само собою может произойти и нечто еще – например, он выиграет вечером колоссальную сумму – и тут внезапно изменится все! В одном каком-то уголке жизнь потечет по прежнему руслу. Можно купить в центре города двадцать доходных домов (дома сейчас идут за бесценок) или открыть ресторан-колосс (восемьдесят девушек за стойкой) – тоже неплохая мысль! А то, пожалуй, и вовсе ничего не нужно делать, можно просто сидеть сложа руки, отдыхать в свое удовольствие, вкусно есть и пить и радоваться Петеру. Или еще лучше – приобрести машину и исколесить с Петером весь земной шар! Все ей показывать: церкви, картины, все на свете, у девочки есть данные для развития… ну, разумеется. Кто же станет отрицать? Он, во всяком случае, не станет, чудесная девочка, она никогда не бывает в тягость. (Или почти никогда.)
Портупей-юнкер в отставке, Вольфганг Пагель, сошел у Подбельски-аллее и поплелся к вилле Цекке. Два-три квартала, но шел он с ленцой, не спеша, по июльской жаре. И вот он стоит перед домом, то есть перед цветником, перед садом, или, скажем, перед парком. И не прямо перед садом, там есть еще, понятно, узорная решетка и какой-то обтесанный камень на цоколе в виде колонны – скажем, раковинный известняк. Медная дощечка, совсем маленькая, на которой значится коротко «Фон Цекке», и медная кнопка звонка, тщательно начищенная. Дом почти не виден, он спрятался за кустами и деревьями, только угадываются большие зеркальные окна и не слишком высокий, легкий и стройный фасад.
Пагель смотрит и смотрит, ему не к спеху. Потом он оборачивается, осматривает виллы на другой стороне улицы. Шикарно! Вот где, значит, живут господа, которые нипочем не стали бы жить где-то на заднем дворе близ Александерплац. Вольфганг Пагель не чурается ни того, ни другого, живет то в Далеме, то у Александерплац, для него это неважно. Но, может быть, именно потому, что для него это неважно, он живет не в Далеме, а на Георгенкирхштрассе.
Он опять оборачивается и разглядывает дощечку, кнопку звонка, клумбы, газон, фасад. Собственно, непонятно, зачем Цекке обременяет себя таким хламом. Ведь это же обуза. Иметь дом, громадную виллу, чуть не дворец, который вечно от вас чего-то требует: платить налоги, следить за уборкой; то электричество испортилось, то надо запастись углем… Нет, что ни говори, а Цекке изменился. Раньше