Волк среди волков. Ганс Фаллада
двор. Неплохо бы тут же на месте взять старосту за бока и поговорить с ним о процентах по закладной. Но не успел Книбуш прийти к решению, как в трактире распахнулось настежь окно. Безобразная физиономия Мейера-губана, изрядно раскрасневшаяся, высовывается наружу, сверкая стеклами очков.
– Эй, Книбуш, старый болван, – кричит Мейер, – заходи сюда, чокнемся с тобой на прощанье по случаю моего отъезда из Нейлоэ!
Сказать по правде, лесничему не до выпивки, к тому же он знает, что Мейер-губан, когда выпьет, становится коварен, как старый бык, но тут пахнет новостями, а новости это как раз то, перед чем лесничему трудно устоять. Ему нужно все знать, чтобы со всем сообразоваться. Итак, он зашел в трактир, а собака со всей собачьей покорностью судьбе заползла под стол и приготовилась смирно пролежать, не издавая ни звука, сколько бы ни пришлось – полчаса или четыре. Лесничий постучал по столу и предупредил:
– Но денег у меня при себе нет!
– У меня тоже нет! – ухмыльнулся Мейер-губан, который уже порядком заложил. – Потому-то я тебя и приглашаю, Книбуш. И с большим удовольствием! Здешние все сейчас в поле, так что я сам достал себе из буфета бутылку коньяку, а пива я тоже могу тебе нацедить, если ты его предпочитаешь.
Лесничему страшно, как бы чего не вышло из такого самочинного самообслуживания.
– Нет, спасибо, Мейер, я лучше пить не буду, – говорит он смущенно.
Лицо у Мейера стало еще краснее.
– Ах, ты думаешь, я ворую? Ах, ты полагаешь, я не заплачу за то, что взял? Этого, Книбуш, я не потерплю! А ну, скажи, где я что украл… А не то!..
«Не то» остается неразъясненным, потому что лесничий поспешил заверить, что все в порядке и он, пожалуй, не откажется от рюмки коньяку.
– Один коньяк не пройдет! – прокричал Мейер и, невзирая на мягкий отпор лесничего, налил ему по всем правилам искусства стакан пива и принес ящик с сигарами. Себе он прихватил пачку сигарет.
– Чокнемся, Книбуш! За то, чтоб нашим детям жить два века!
В ответ на этот тост лесничий сдвинул косматые брови, вспомнив поневоле двух своих убитых на войне сыновей. Но с таким человеком, как Мейер-губан, нет смысла спорить, а потому он предпочел спросить:
– Что же такое случилось сегодня с полудня, что ты ни с того ни с сего собрался в отъезд?
Управляющий сразу помрачнел.
– Случилась гроза, – цедит он сквозь зубы. – Подлая берлинская гроза, черт бы ее побрал! Никогда у нас не бывало грозы при западном ветре. А сегодня нате, извольте!
– Да, через десять минут польет, – соглашается Книбуш и смотрит в потемневшее окно. – Ты свозить не приказывал?.. Вся деревня свозит!
– Вижу не хуже тебя, лошак! – обозлился Мейер. И в самом деле, трудно было не видеть: как раз в эту минуту через площадь опять проехал высоко навитой воз и скрылся во дворе у Гаазе.
– Ну, не обязательно, чтоб ротмистр тебя по такому случаю прогнал со двора, – утешает Книбуш. – Впрочем, я на твоем месте давно бы распорядился