Цветы на граните. 80 лет Победы. Стихи. Иван Митрофанович Чалый
Огонь! – и снаряды летят.
Вот где нужно солдатское мужество.
– Батарея! Огонь!
Вражьи танки горят.
Паутинная свастика рушится.
Смят противник.
Уставший комбат,
Жадно курит махорку взатяжку.
– Батя, ты молодец, – говорит седоусый солдат,
Рядом с ним на траву опускается тяжко.
Не бывать на земле, на родимой, врагу.
Пахнет воздух цветами и дымом.
Батарея теперь на другом берегу,
На советском, на нашем любимом…
Рукавицы
Вот и отцу пришла повестка.
Мать вся слезами извелась.
Рассыльный дверь закрыл не резко,
А звук – как бомба взорвалась.
Потом в наш дом пришли солдатки,
Мужья которых на войне.
И колесо жужжало прялки,
Пока луна взошла в окне.
За полночь, поздно расходились,
Излив страдания свои.
А звезды в небе не светились,
В садах молчали соловьи.
А мать сидела до рассвета,
Мелькали тонких спиц лучи.
Отца дымилась сигарета
Всю ночь у сгорбленной печи.
Когда заря взошла пожаром,
Багряным отблеском войны…
Мать, слезы вытерев, сказала:
«Вот рукавицы я связала,
Возьми, в пути тебе нужны…»
Отец взял молча рукавицы,
Примерил молча, молча снял.
И руку с тонкой светлой спицей
Смущенно ей поцеловал.
А утром – проводы и слезы.
На фронт – дорога без конца.
Вдали войны гремели грозы.
Разрывы бомб и свист свинца.
Вернулась мать домой послушно…
К печали, к горести своей…
А рукавицы под подушкой
Нашла в кроватке сыновей.
Цветы на граните
Светлой памяти матери
Когда нам приходилось отступать,
Врагу дома,
детей,
селенья бросив,
Мы говорили: «Жди.
Вернемся, мать…»
А матери той было двадцать восемь…
Еще мы говорили: « Ты ж гляди,
Не урони престижа родового.
Детишек сохрани и честь блюди.
Дождись меня
погибшего,
живого…»
Солдаты отступали…
А они
Здесь оставались с целым детским садом.
Теперь попробуй,
ПОДВИГ оцени.
Придумай, соответственно, награду!
Мы утверждали: «Ждите!
Мы придем…
Фашисты побоятся, вас не тронут…»
А их пытали сталью и огнем,
Живьем бросали в ледяную прорубь…
Детишек отрывали от груди,
Сжигали их
В огне костра немого…
«Детишек сохрани, и честь блюди.
Дождись меня, погибшего,
живого…»
Какой же