Скованные. Элли Раш
буду ждать окончания спектакля театра абсурда.
– Вы бы друг с другом поразвлеклись, у вас для этого все есть, – смотрю в пол перед собой, мечтая раствориться.
– Слышите? – возмущается блондинка. – А я ее научу, как надо разговаривать со столичными.
– Я безнадежна, – говорю безразлично и с протяжным вздохом сгибаюсь пополам от болезненной истомы. – Черт…
Принцип понятен: чем сильнее сопротивление, тем сильнее проявление. Своеобразное наказание за непослушание.
Функционировать вдали от истинного можно – проверено. Выхода как минимум два: согласиться на эксперимент, и если он окажется неудачным, убежать. Далеко, насколько возможно. И жить дальше.
– Я сам хочу развлечься со своим новым слейвом, – безмятежность Дрейка порождает волну тревоги. – Обсудим ее аренду в другой день.
Яростный стук каблуков ритмично вспарывает пространство. Смотрю на белые с желтыми вставками кроссовки Малина, не разгибаясь. Не хочу видеть столичных. Никого из них.
– Знаешь, что она моя истинная?
Вздрагиваю от вопроса. Смотрю на Дрейка из своего положения. Он с легкой усмешкой на губах кивает.
– Ваша беседа у бассейна была не совсем приватной.
Выходит, он слышал.
Понять, хорошо это или плохо, не получается. Для подобных размышлений нужен трезвый подход.
За стеной вновь звучит цокот каблуков. Разговор подвис в немом ожидании. Столичная входит с ведерком для льда, в котором обычно держат бутылки. Ее не наблюдается.
С сочувствующим видом заправской стервы блондинка протянула:
– Кисунь, тебе надо охладиться.
Подернутый туманом разум не позволил рефлексам сработать. Я как в замедленной съемке наблюдаю за переворачивающимся надо мной ведром со льдом.
Кубики больно бьют по голове, закатываются под ворот кофты на спину и на грудь. Шипение с коротким писком – все, что я из себя извлекаю, пока лед скользит по коже, оставляя мокрые дорожки на теле.
Последние льдинки прокатились по щекам, упали на ладони. Руки трясутся, холод пробирает до стука зубов. Загривок жжет. Оттягиваю кофту со спины, вытряхивая остатки. Кубики стучат по полу, а по спине и груди катятся холодные капли.
Столичная с милой улыбкой разворачивается на шпильках и цокает к выходу.
Дрейк наблюдает за мной с приподнятыми бровями, сунув руки в карманы брюк.
Вытянутые вдоль тела руки Малина сжимаются в кулаки. Пальцы напряженно вытянулись и сжались вновь до побелевших костяшек. Он не сводит с меня взгляда. Удивленный, озадаченный, будто пораженный чем-то.
Неужели поведение Оливии растрогало до глубины души?
Сарказм тонет среди невысказанных слов.
Трясусь в ознобе, стягивая кофту. Наружной стороной под пристальными взглядами обтираю шею, грудь, живот. Я не собираюсь заболеть из-за одной конченой стервы.
Сую кофту Малину в руки. Он, по-прежнему словно оглушенный, в немом удивлении выразил вопрос.
Повернулась спиной и грубо бросила:
– Вытирай.
Сжимаю