История одного лета. Анастасия Володикова
уже невозможно было злиться. Хоть я и сидела рядом с ними, в одной машине, но их голоса были так далеко, будто я отделена от них звуконепроницаемым стеклом. Тошнота отступала. Расслабившись и сделав несколько глубоких вдохов, я расплылась в кресле и устремила взгляд вперед – на бесконечную дорогу.
Мы ехали в мой старый дом, в котором я провела все свои юные годы. После смерти родителей, а ведь прошло уже немалых шесть лет, я ни разу не приезжала туда. Все эти дела, работа, семья, дети…Как-то не до этого…Хотя…почему я обманываю саму себя? Дело было совсем в другом, и страшно было признаться… Впрочем, неважно. Одно я знала точно: я еду с твердым намерением продать этот чертов дом, с этими чертовыми воспоминаниями и чертовым прошлым! Дурацкое хранилище мусора, бесполезная выгребная яма!..
– Ты что-то сказала, милая?
– А? Что? – я отстранилась от своих губительных мыслей и поняла, что мои брови съехались к переносице. – Нет… – покачала головой, – нет… – видимо все же последние слова вырвались наружу. – Тошнота…
– В бардачке бутылка воды, возьми – станет легче, а не станет – остановимся.
– Да-да, спасибо… – я растеряно открыла бардачок нашей уютной хонды (если так можно выразиться в отношении машины), и копошилась в груде бесполезного хлама, уже позабыв, что заглянула туда в поисках воды.
– Да вот же! – не отрывая взгляда от дороги, он ловко поддел рукой завалявшийся журнал и, как фокусник, из ниоткуда, достал небольшую бутылку. – Тебе, видно, и, вправду, нехорошо, – произнес он сочувственно.
– Дэвид, твой бардачок, как сумка любой женщины! – прыснула я.
Он лишь чуть повел уголком рта, но я знала, что замечание показалось ему забавным.
– Мама, пи-пи! – с заднего сидения послышался писклявый голосок нашего двухлетнего сына Джимми. Точная копия отца, он требовал исполнения его прихотей незамедлительно. И хоть я им не потакала, всё же в биологоческой потребности сына отказывать было нельзя.
– Нам всё же стоит остановится… – вздохнула я, а Дэвид молча начал сбавлять скорость и съезжать с дороги к обочине.
Пока отец и сын занимались неотложными делами, я вышла из машины и вдохнула свежий июньский воздух. Кислород через нос будто бы побежал по венам. Здесь, в тени деревьев, вдруг возникшая после дождя жара была не такой ощутимой. Я завела руки назад, схватив левую руку правой, и чуть подала тело назад. Руки встретили уже нагревшийся под палящим солнцем металл машины, но кожу не жгло. Найдя удобную позу для опоры, я откинула голову и закрыла глаза. Ресницы трепетали… Ветер гладил меня по волосам, нежно касался щек, казалось, он со мной заигрывает. Мое тело откликалось на мягкие объятия ветра и начало покачиваться, будто я вся была одной тоненькой веточкой. Мои мысли уносились всё дальше и дальше, дальше и дальше… Я была уже не здесь, я была в своем родном доме шестнадцать лет назад.
***
Я открыла глаза. Утреннее солнце безжалостно проникло своими лучиками в мою маленькую комнату, обожгло кожу и заставило веки сощуриться, несмотря на то, что они еще были закрыты. Я растянулась на кровати, резко открыла глаза и вперилась взглядом в потолок. Хотелось растянуть этот момент долгожданного начала каникул. Я представила эту сцену в виде картины. Как нарисовал бы художник? Я легла так, как лежат женщины в картинах Тициана. Так? Затем приняла позу Иды Рубенштейн в картине Серова. Или так? А потом вновь плюхнулась на кровать и рассмеялась. Отличное начала дня!
А ведь сегодня особенный день. Первый день лета. Я скрестила руки на груди и мысли направились в совсем иное русло, более лиричное. Я знаю: этим летом меня точно ждёт что-то новое. Что-то, что заставит моё сердце биться сильнее, что заставит улыбку появиться на моем еще не загорелом лице, что заставит кричать и плакать от счастья.
Прежде, чем встать с кровати, я зевнула напоследок и, наконец, резким толчком поднялась, оставив полный бардак на моем ночном ложе. Спустившись по лестнице вприпрыжку и выйдя на кухню, я увидела маму, стоящую ко мне спиной. Еще не дойдя до обеденного стола, я сразу почувствовала свой любимый запах. Оладьи. Обожаю!!!
– Доброе утро, – поприветствовала она меня, даже не обернувшись.
– Да уж, ты знаешь, как сделать его действительно добрым, – я прошла к маме, схватила один оладушек и присела на небольшой стул у барной стойки.
– Какие планы на день? – участливо спросила мама. Повернув голову в мою сторону, она все еще глазами следила за порцией новых скворчащих на сковородке оладий.
Я любила маму за мягкость и теплоту, коей не могла получить ни от кого другого. Она будто бы понимала меня с полуслова, и хоть благодарности это, наверно, не требовало, всё же я всегда мысленно говорила ей «спасибо».
– Ты же знаешь… Сегодня я планирую делать… абсолютно ничего! – я делала паузы, чтобы прожевать кусочек вкуснятины у меня за щеками. – В моих планах только наслаждаться свободой, предоставленной всего лишь на три жалких месяца, – фыркнула я.
– Свобода потому и ценна, что её никогда не бывает много.
– Мам, мне всего семнадцать, давай без твоих