Ребенок его любовницы. Анастасия Тьюдор
свежий воздух, пока я прислушивалась к мерному посасыванию смеси из бутылки.
Пять часов.
Руслан уже должен ехать домой. Слушаю мерный бубнеж телевизора на кухне и жарю котлеты. Проговариваю заготовленную речь, стараясь отследить, чтобы мой голос звучал максимально твердо.
Шесть часов.
Я снова набираю номер Руслана. Отвечает мне неизменный механический голос.
Семь часов.
За окном постепенно сгущаются сумерки. Телефон Руслана до сих пор выключен.
Я звоню на ему на работу, но и там никто не берет трубку – рабочий день окончен, в офисе уже никого нет.
Ловлю себя на мысли, что не злюсь, а волнуюсь. Ну нет у меня ощущения, что Руслан загулял, бросил на меня ребенка и занимается своими делами. Почему-то не покидает ощущение беды. Что-то случилось.
Возможно, я просто хочу так думать. Оправдывать. Даже сейчас, зная, что Ветров вовсе не тот идеальный мужчина, образ которого давно был сформирован в моей голове. Или же это пресловутое предчувствие, объясняемое связью, что образовалась между нами за проведенные вместе годы?
Когда из зала доносится приглушенное хныканье, я продолжаю стоять посреди кухни, слепо уставившись в экран телевизора. Начинается новый виток разборок между двумя неблагополучными семьями, которые пришли выяснять отношения на федеральный канал.
Нужно сдвинуться с места и подойти к ребенку. Взять себя в руки. Не рваться обзванивать больницы из-за задержавшегося с работы бывшего мужа.
Мне требуется несколько минут, чтобы сбросить оцепенение. Медленно переставляя ноги, захожу в зал, щелкаю выключателем и тут же ругаю себя: слишком яркий свет люстры наверняка неприятно ударил по глазам уже горланящего во всю глотку младенца.
Вот только стоит мне подойти к кроватке, и все мысли опять пробкой вылетают из головы. Сын Ветрова бледный, лобик покрыт испариной, а ручки посиневшие.
Я дотрагиваюсь до него и тут же одергиваю ладони, словно обжегшись.
У малыша жар.
11
Минуту я пребываю в ступоре. Щупальца ледяного страха опутывают мое тело. В груди давит и становится холодно. Я вздрагиваю. И это становится спусковым щелчком. Сбросив с себя оцепенение, пулей лечу на кухню, хватаю телефон и набираю номер мамы.
Она берет трубку уже на втором гудке.
– Да, Ксень, привет. Как дела? – слышится улыбка в ее голосе.
– Мам, – понимаю, что звучу слишком испуганно и позволяю себе сделать глубокий выдох, чтобы взять себя в руки, – привет, срочно нужен твой совет. – Выключаю телевизор и торопливо возвращаюсь в зал, где кричит сын Руслана.
– Что случилось? – мгновенно напрягается мама. – И что это за звук? Ребенок плачет?
– Потому и звоню, мам. Скажи, что делать, если у младенца температура?
– Какая температура? Какой младенец?! Ксюш…
– Мам, не сейчас, – обрываю ее резко, попутно пытаясь подсунуть Саше соску. Он, на удивление, принимает ее и затихает, прикрыв глаза. – Ответь на вопрос, пожалуйста.
– Температура