Ребенок его любовницы. Анастасия Тьюдор
могу заставить себя сдвинуться с места. Сердце с сумасшедшим ритмом лупит по грудной клетке, а глаза вновь затягивает пелена слез, потому что мне… больно.
Больно видеть Руслана таким. Больно ощущать пропасть между нами. Больно осознавать, что разрыв окончателен и необходим.
Больно, больно, больно!
Замахиваюсь, чтобы в сердцах ударить по стеклу, но мгновенно останавливаю себя. Сжимаю и разжимаю кулак, усилием воли отрываю взгляд от сгорбленной фигуры Ветрова и иду к себе в палату.
Только открыв дверь и переступив через порог, понимаю, что всю дорогу ревела. Санитарка, которая сидит на стульчике у кроватки Саши, при виде меня вскакивает, щелкает пультом от телевизора, вырубая и без того тихий звук, и всплескивает руками:
– Ты чего ревешь, милая? Доктор что-то сказал?
Мотаю головой и плетусь к своей кровати. На Сашу даже не смотрю, потому что единственным осознанным желанием является пореветь в подушку.
– Муж гадостей наговорил? – не унимается санитарка. Я смотрю на нее, вновь отрицательно мотаю головой, сажусь на край кровати и… взахлеб рассказываю ей обо всем. Сбиваюсь, теряю детали, всхлипываю, размазывая слезы. Замолкаю лишь через некоторое время, впав в какое-то странное для меня оцепенение.
– Кошмар, – выдает на выдохе моя внимательная слушательница, хранившая молчание на протяжении всего монолога. – Я словно кино по «России» сейчас посмотрела.
Издаю нервный смешок. У самой ощущение, что моя жизнь превратилась в бездарный сценарий мелодрамы, которую я, будь зрителем, а не участником, высмеяла бы.
– Не реви, ясно? Тебе стыдиться нечего. Сердцу не прикажешь. Когда любишь человека – поможешь ему в любом случае, сколько бы боли он тебе не причинил. Потому что иначе поступить не можешь, по себе знаю, – улыбается женщина. Достает из кармана своего халата упаковку бумажных платочков и протягивает мне. Вытираю слезы. От истерики остались только сухие, судорожные всхлипы. – А муж твой… Не возьмусь судить, не имею права! Легко назвать человека козлом, рассудив по его поступкам, а что там за грудиной у него творится, в душе – одному Богу известно. Да и… Жизнь, бывает, такой финт выделывает, что не удивлюсь, если вы опять сойдетесь.
– Это невозможно! – категорично звенит мой голос, а затем я саму себя обрываю, покосившись на задремавшего Сашку. Санитарка перехватывает мой взгляд и вздыхает:
– Да уж… Какое примирение может быть с таким напоминанием о предательстве. Не смогу назвать и одну женщину, которая нашла бы в себе силы нагулянного ребенка воспитывать.
– Да причем тут это! – досадливо возмущаюсь я, правда, шепотом. – Руслан и не нуждается в моем прощении. Не просится обратно.
– А если бы просился?
– И как это? Он изменил. Предал. Обманул. Другой в любви клялся.
– А ты слышала? – хмыкнула женщина.
– Что именно?
– Как он в любви ей клялся. Девочка моя, ты молодая, взращенная на современных психологах и этих… тренингах… А жизни не знаешь. Бывает вцепится баба в мужика женатого,