Полгода. Кати Статных
тебе знать, Сеня, – так же спокойно ответил предатель, но в глубине голоса еле различимо билось сомнение. Счет шел на секунды, нужно было срочно что-то делать для сохранения жизни и свободы. Стрелой Егор кинулся на бывшего товарища, пытаясь выхватить оружие и перенять силу на свою сторону. Арсентий бросился на подмогу, завязался бой.
Помня слова деда и желание закрыть глаза руками, я не отводила взгляда от страшной картины, пытаясь зацепиться за главное. С одной стороны предатель, с другой два преданных товарища. Все трое хотели жить. Они боролись почти безмолвно, лишь прерывистое дыхание вылетало из перекошенных ртов.
– Беги, – сквозь стиснутые зубы рявкнул дед Егору.
– Не брошу.
– У тебя трое детей. Данные! Беги, сказал! – зло прохрипел Арсентий, всем телом наваливаясь на предателя, и свободной рукой отталкивая Егора в сторону. Он мгновение мешкался, но в тот же миг сорвался с места и, лавируя между черными пятнами стволов, устремился к своим с добытой информацией. Впоследствии, полученные данные помогут красноармейцам в боях и освобождении деревни, и мой дед будет награжден медалью. Ну а пока он боролся с предателем, зная, что ангел смерти расправил над ним крылья.
Я кинула последний взгляд в спину Егора, молясь, чтобы он добрался до места в целости и сохранности. Знаю, знаю, что доберется, но все равно страшно. Мне хотелось, чтобы он остался, помог Арсентию, но я и понимала, что тогда они оба не выберутся отсюда живыми.
Больно от моего бездействия, от того, что стою рядом, могу дотронуться до деда, но не в силах помочь тому, кто ценой своей жизни освобождал нашу страну от фашизма, чтобы через несколько десятков лет мои родители, я, мои дети и миллионы других людей могли спокойно жить на этой земле.
Арсентий придавил Серого к земле, заломив тому руки, и в самое лицо прошипел:
– Зачем?
"Он думал, что силы на стороне Германии", – пояснила душа деда.
– Я… Жить хочу, – зло прохрипел Серый. Сотворенный предательский поступок заставлял совесть ныть, и чтобы заглушить ее стоны, Серый рождал в себе ненависть. Его злые глаза глядели прямо на моего деда, а тот лишь покачал головой.
"Он думал, что так избежит смерти".
– Я тоже.
"Я очень хотел жить, но еще больше хотел мирного неба над головами моих потомков".
За спинами послышался хруст снега и немецкая речь. От русских солдат их отделяло несколько метров – пару минут свободы.
Новая звуковая вспышка оглушила лес. Дед, заметно бледнея, оседал на снег.
– Ах, ты, гад! – завопила я, бросаясь к ним бесполезно молотя воздух. Дед, опираясь о ствол дерева, поднялся, стараясь гордо держать спину, за ним следом распрямился Серый. В его глазах, неотрывно глядевших на правый бок товарища, плескался страх, разочарование, боль и смятение. Хотел ли он в действительности смерти тем, кто считал его своим? Осознавал ли до конца цену предательства? Вероятно, в его трусливой душе еще можно было отыскать остатки