Эшелон памяти. Краеведческие очерки. Маргарита Сивакова
засмеялись, кто-то сказал: «Спляши, тогда дадим смену». Заиграла плясовая, и я пошла плясать прямо с грязным лицом и в грязной спецовке, и нам дали смену. После столовой уже не помнила, как добралась до общежития. Хотелось спать, спать, спать… Спала долго, тяжело и беспросыпно, а руки и во сне бросали и бросали уголь в топку.
До общежития с работы мы еле доползали, валились замертво на топчаны из досок на двух козлах. Но молодость брала своё. Иногда ради шутки отдохнувшие после поездки ребята выносили на улицу спящих, но те не просыпались даже на морозе…
Без смены приходилось ездить еще не раз. Как-то встали под экипировку в Малой Вишере. Поезд был тяжелым, сожгли все дрова и уголь, воды – на дне. Подъехали под колонку, и я стала набирать воду. «Тендер у паровоза большой, – подумала, – наполняться будет долго». Стояла и смотрела, как вода течёт в бак, и не заметила, что заснула прямо на тендерной лестнице. Вода уже побежала и на меня, и в будку машиниста дяди Коли Трофимова. Он закричал, да я уж и сама проснулась, испугалась, давай скорее закрывать колонку. Только кран у нее был как руль у шофера в кабине. Пока я его закручивала, вода лилась и лилась, и я оказалась на морозе вся мокрая. Хорошо, что смена кончилась, и я пошла в вагон сушиться.
А с Николаем Бугровым, моим будущим мужем, вот что приключилось. Он так же, как и я, ездил помощником машиниста несколько поездок без смены. Да и стыдно было в войну просить себе смену, стояли до последнего, пока не падали. Вот и он так. Паровоз поставили на ремонт в промывочной. Отработал он на ремонте и, сказав, чтобы его сменили, отправился в столовую, а потом спать в общежитие, не убедившись, что смена заступила. На второй день его забрали. До суда он три или четыре месяца просидел в тюрьме. Суд разобрался с документами, да и бригады вступились за него, и он был восстановлен на работе. (Николай Дмитриевич Бугров всю жизнь, до самой пенсии был машинистом тепловоза на железной дороге).
Лидия Ниловна Бугрова.
Как-то везли мы тяжелый состав американскими машинами двойной тягой («два шарика» – так мы называли американские паровозы). Уголь дали плохой. Целое поддувало и топка шлака набралось. Кидать больше некуда, пар удержать в котле невозможно, он начинал садиться. Тогда я решила на ходу хоть немного шлака вытряхнуть из поддувала. По технике безопасности этого делать никак нельзя. Но как быть, не будешь же поезд останавливать на перегоне.
Надела я ключ на штырь и встала на него ногой, чтобы вытрясти шлак, да и сорвалась с паровоза вместе с ключом. Хорошо, что помощник второго локомотива смотрел в это время в окно, а не бросал уголь в топку. Заметил, что я вылетела, и дал сигнал остановки. Думая, что меня задавило, все бросились ко мне. А я, бледная и испуганная, к счастью, осталась цела, упала удачно, только руки и ноги ободрала. Все обошлось, поезд доставили до места назначения вовремя.
Порой в поездку шли босиком,