Кангюй. Лаодика. Марат Байпаков
Евкратид отдаёт поручение всадникам. Два продрома покидают лошадей и помогают погрузить в повозку тяжёлый сундук учёного мужа. Лаодика вынуждена ступить на улицу. Пока сундук погружают, один из всадников вручает деве небольшой кожаный кошель.
– Это вам от красивой вдовы.
Всадник на лошади подаётся вперёд на полкорпуса. В открывшемся пространстве на противоположной стороне улицы Лаодика застаёт «красивую вдову» – Аттиду в чёрных одеждах и таком же чёрном платке. Печальная Аттида стоит неподвижно, словно каменная дорожная герма. На краткий миг взгляды двух дев встречаются. Аттида поднимает правую руку открытой ладонью к подруге. Лаодика раскрывает кошель, внутри него оказываются три новеньких серебряных обола базилевса Деметрия. Более ничего нет в кошеле: ни остракона, ни записки на драгоценном папирусе. Лаодика вскидывает голову, но, увы, подруги более нет на прежнем месте.
– Аттида! – шепчет дева. – Как мне жаль…
Запоздало машет рукой Лаодика месту, где совсем недавно стояла подруга.
– Отъезжаем, Лаодика! – нежно обращается отец к дочери. – Сопровожу я тебя до ближайшего статмоса. Секретный есть к тебе разговор. – Удручённая дева поднимается в повозку, утирает частые слёзы. Повозка трогается, дабы навсегда увезти Лаодику из родного города.
Глава 5. Напутствия
Евкратид
Повозка тронулась, городские ворота остались позади. В большой повозке трём взрослым людям тесно, половина пространства занята сундуками.
Меридарх трогает один из сундуков, обращается к дочери:
– Я перебрал без тебя приданое. Ты недосчитаешься многих привычных вещей. Вместо милых безделиц уложил имущество родовое, необходимое тебе в Кангюе.
– Отец, почему бы мне самой не распорядиться моим собственным приданным? – В тон вопроса вложена жгучая обида.
– Движет мной забота о тебе. Опыт меридарха передаю тебе. Поговорим же, дочь, не о скромных утратах девичьего имущества – его тебе восполнит с лихвой твой жених, – а о том тайном знании, что тебе действительно пригодится в далёком краю.
– Ты отправляешь меня к варварам без любимых, дорогих мне вещей! Это очень-очень жестоко, отец! – протестует Лаодика. – Мне будет и без того печально в одиночестве, зачем же мне делать ещё больнее?
– Одиночество? Какое одиночество? – переспрашивает Евкратид.
– Ты, верно, насмехаешься надо мной, опытный родитель? – тараторит Лаодика. – В Кангюе никто не говорит на койне! Вот и безмолвное одиночество! Пытка молчанием меня поджидает. То не замужество, то мои похороны. Грубые варвары будут, как ты вот сейчас, надо мной потешаться. Изведут меня новые родственники придирками, их уклад мне совсем непонятен. Злые они все как один! Приготовляют для меня унижения. Гордость моя пострадает. В служанку меня обратят.
– Лаодика, прошу, успокой пустое треволнение. Плохое отношение к людям порождает и плохие события. Разве я не говорил тебе