Чужой крест. Елена Поддубская
челюстями, а, проглотив, скривился:
– Горькая твоя еда, Стефан. Но есть можно. Принимаю твой гостинец. Но угъщать тебя буду пищей простой, уж не обессудь. Каша из грьчихи на подходе, а пока можно разговеться овсяным киселём. Мякина наша на лебеде, мяса вовсе нет; никак не красный день на дворе, – прижимисто огласил хозяин меню без разносолов и калачей.
– Поправимо, – ответил Стефан и снова полез в корзину. На стол легли пшеничный каравай и большой свиной окорок. Хлеб даже без разлома смотрелся ситным, на вкус был не кислым и подошедшим точно не на вчерашнем тесте. Вяленое мясо пахло через кожу. Гость попросил нож побольше и, смахнув с копчёности лезвием слой, следующий отрезал ещё тоньше. Разделив длинный и широкий срез на несколько частей, он протянул мужикам по одной. Здесь уж радость их была непритворная. Распробовав деликатес, братья тут же смекнули, что кашу мясом не испортить. Горшок из печи перекочевал на стол. От прикосновения с горячим мясо стало пахнуть ещё сильнее. Николай поторопился закрыть горшок. А ещё убрал со стола краюху, вроде как за ненадобностью.
– Чесночный дух сейчас прибьёт к нам пъловину Опочки. Но что этъ в твоей хрюшке так пахнет ещё? Не могу угадать, – старался он замылить свою хитрость, заметив во взгляде гостя вопрос по поводу хлеба.
– Розмарин и сухой базилик, – ответил Стефан устало; день вышел длинным. Владимир, встретив его с паролем от брата, тут же подогнал корабль молдаван к молу, где артель из шестерых грузчиков принялась разгружать привезённое в телеги. Их, по мере погрузки, Стефан отвозил на привоз в то место, что выделила ему городская управа для ярмарочных торгов. Следить приходилось за каждым, воровство в любых землях дело знакомое. После того, как докорячили по ухабам последнюю поклажу, Стефан оставил своих людей в городе, а сам погнал кормчих к кузнецу: байка о сломанных уключинах стала явью и пришлось молдаванам встать в очередь теперь уже на ремонт.
У Владимира всегда работы было невпроворот, что уж говорить про ярмарочные дни. Здесь только и крутись: у какого гостя коня подковать, кому оглобли наладить. Но чаще всего, конечно, обращались к кузнецу моряки. Всегда находились те, у кого сорвало резьбу в весельных уключинах, и цепи разошлись, и замки поломались. Бывало, что корабли сталкивались в спешке и толкучке, тогда уже и вовсе начиналась наладка. Чинили суда на верфи, а вот детали из металла ковали на берегу. Кузнецов в Опочке было едва ли меньше, чем брадобреев и гончаров. И спросом труд мастеровых всегда пользовался. Жестянщики, камнетёсы, кровельщики, портные, пекари и скорняки трудились, не покладая рук. Добавлялось забот во время крупных торгов и сторожам, и царским дьякам, и их подьячим; за воск, пшеницу и пушнину русская казна просила только серебро и золото. Во избежание мена здесь и были нужны беспристрастные казначейские люди, что «другу не удружат и недругу не отомстят, а посулов и поминков от дела ихнего не поимеют ни от кого ничего». Зорко глядели служилые охранники, предупреждая мен; за него и руку отрубят, а коли крупный грех, так и голову