Стоик. Теодор Драйзер
что касается нас, я знаю – я тебе теперь безразлична и такой и останусь для тебя до конца дней. Теперь я это понимаю. Но я в то же время чувствую, что сыграла какую-то роль в твоей жизни, и хотя бы за одно это – за все, что мы вместе пережили в Филадельфии и Чикаго – ты не должен выкидывать меня на помойку, как старую туфлю. Это несправедливо. И в дальней перспективе это не принесет тебе пользы. Я всегда чувствовала и теперь чувствую, что ты мог хотя бы для публики делать вид, будто мы все еще благопристойная семья; проявляй ко мне хотя бы капельку внимания и не оставляй сидеть здесь без дела неделя за неделей, месяц за месяцем без единого слова от тебя, без единого письма, без…
И в этот момент он снова, как и много раз в прошлом, стал свидетелем того, как у нее перехватило дыхание, а глаза затуманились слезами. Она отвернулась, словно не в силах говорить дальше. И одновременно он ясно увидел возможность того самого компромисса, о котором он думал со дня приезда Бернис в Чикаго. Эйлин явно была готова к такому компромиссу, хотя в какой мере, он пока не мог сказать.
– Вот что я должен сделать, – сказал он. – Я должен найти что-то еще и найти финансы для этого предприятия. И потому я должен сохранить эту резиденцию и делать вид, что все между нами остается по-прежнему. Это произведет хорошее впечатление. Ты знаешь, что было время, когда я хотел развода, но если ты не против забыть прошлое и внешне продолжать наши отношения без ссор, поводом для которых может стать моя личная жизнь, то, я думаю, мы можем прийти к какому-то решению. Да я даже не сомневаюсь: мы что-нибудь придумаем. Я уже не так молод, как был когда-то, и хотя я оставляю за собой право так регулировать мою частную жизнь, чтобы это отвечало моим личным нуждам, я не вижу причин, почему бы нам не жить дальше так, как мы жили прежде, и даже делать вид, что мы живем еще лучше. Ты с этим согласна или нет?
И поскольку у Эйлин не было других желаний, кроме как формально оставаться его женой, а еще, несмотря на его плохое к ней отношение, видеть его успехи, она ответила так:
– А что еще мне остается? В твоих руках все карты. А что есть у меня, скажи? Что конкретно?
И в этот момент Каупервуд предложил ей уже продуманный вариант: если он сочтет необходимым уехать, и Эйлин решит, что ей следует сопровождать его, он будет не против, он не будет возражать, даже если случится утечка в прессу – заметка о супружеской гармонии между ними, если она не станет настаивать на частых контактах с ним, что он будет рассматривать как вмешательство в его личную жизнь.
– Ну если ты настаиваешь, – сказала она на это. – Это явно не меньше того, что я имею теперь. – Однако, говоря это, она думала о том, что за всем этим стоит другая женщина, возможно, эта девчонка, Бернис Флеминг. Если дела обстоят так, то она не пойдет ни на какие компромиссы. Потому что если это Бернис, то она никогда, никогда не позволит ему унизить ее, его жену, своими публичными отношениями с этой тщеславной и эгоистичной выскочкой! Никогда, никогда, никогда!
И, таким образом, они оба считали,