Корректировка. Вадим Ледов
он там встретил, был Коля. Они обрадовались друг другу, как старые друзья после долгой разлуки и заказали шампанского. Как пили первый бокал Генка еще помнил, а дальше как в песне Высоцкого: «Ой, где был я вчера – не найду днем с огнем. Только помню, что стены с обоями…»
С той разницей, что Генка не помнил и стен.
Зато на всю жизнь запомнил стены, в которых он пришел в себя.
Это был бетонный пенал два на полтора – камера-одиночка гарнизонной гауптвахты города с намекающим названием – Кандалакша.
– Пиздец тебе парень, – сказал ему дубак-прапор, – года на два дисбата накуралесил. Точно говорят – пьяная матросня хуже динамита!
Прапор был не в курсе, сам ли Генка сошел с поезда или его сняли. Но зато знал, что случилось после. А было так: бухой в сиську мореман, вместе с каким-то, таким же пьяным морпехом бегали по перрону, орали благим и не очень благим матом. Потом дрались с патрулем и Генку никак не могли угомонить, пока не связали веревками и не заткнули рот кляпом.
– Ты ж начальника патруля на хуях при всех таскал, в морду ему плевал, – усмехался прапор, – если он заявление напишет – готовься дружок, точно дисбат.
И тут Генке повезло в третий раз – начальник патруля оказался его земляком из Обнорска и, узнав про это, не стал писать заявление. Генкино заключение ограничилось десятью сутками.
В справке, которую ему выдали, причиной задержания значилась стандартная формулировка: «самовольное оставление части».
– А ведь тебя не за это задержали, – задумчиво сказал прапор, выдавая Генке вещи и комсомольский билет, которые, как ни странно, оказались в целости и сохранности. Но переписывать справку ему было лень и это стало уже четвертым везением.
На Кандалакшский вокзал Генка прибыл без копейки денег, но с богатым жизненным опытом. Две симпатичные студентки, подрабатывающие на каникулах проводницами, сразу сдались, как только он сунул им под нос свое предписание. «Действительно, – сказала одна другой, – какой тебе билет, ведь у него предписание! Да и поезд пустой, пусть едет»
В поезде Генка пил портвейн с каким-то геологом, закусывая сгущенным молоком. Геолог сходил в Оленегорске. Он тряс пачкой заработанных денег и звал Генку в гости. Генке хотелось в гости к геологу, но каким-то шестым чувством он понял, что запасы везения исчерпаны и больше испытывать судьбу не стоит.
На Мурманском автовокзале, он подошел к кондукторше и честно сказал, что денег нет, но ехать надо и строгая женщина ничего не смогла ему возразить.
По дороге в Североморск, Генку было сняли с автобуса суровые морпехи, проверяющие у пассажиров документы. Их капитан долго изучал его комсомольский билет, а потом сказал: «Да хер с ним, пусть едет», и Генка успел заскочить в уже отъезжающий автобус.
На трапе родного крейсера его как дорогого гостя встречал сам старпом (позвонили с КПП). И первым его вопросом было:
– Скворцов, где ты шлялся, мудила?!
И тут пригодилась справка с губы. Сделав