Твоим именем. Александр Викторович Переходченко
работы пройтись и поговорить?
– Уместнее сейчас.
– Как знаешь, хотел, как лучше. Может, всё же прогулка, а?
– Не думаю, я…
– А что тут такого? Меньше суеты, больше времени.
Жижев старался перехватить инициативу разговора, не давая Варе сформулировать и закончить мысль. Он понял, что разговор носит личный характер и представляет угрозу его стремлениям и видам на отношения. Более романтичная атмосфера в виде прогулки, во время которой можно уговорить Варю продолжить диалог в каком-нибудь кафе, давали призрачные надежды изменить ситуацию в его пользу. Но здесь и сейчас, когда по коридору то и дело проходили люди, стесняя их, итог разговора вырисовывался однозначным и не радужным.
– Рома, я замечаю твоё внимание. Мне приятно и ценно твоё отношение ко мне…
– Даже так, – перебил Жижев.
– Ты не хочешь слушать меня? Тебе неприятно?
– Неприятно? Продолжай, раз начала, – Жижев презрительно ухмыльнулся.
– Мы можем общаться, как и прежде.
– Как прежде – это как?
– Как и общались, не больше.
Варя захотела дотронуться до рукава Жижева, но не знала, как он воспримет простой дружеский жест. Обманется ли, увидев в нём надежду на романтическую завязку, или воспрянет и примется дальше атаковать знаками внимания? Она смотрела в его глаза с добрым сочувствием, представляла, как мучительно больно ему сейчас слышать отказ. Жижев же думал о другом. Он изо всех сил старался скинуть с себя роль отвергнутого. Воспалённое самолюбие отравляло мысли, голос его пропитался надменностью, слова – фамильярностью.
– Понимаешь, Дёмина, есть обычное хорошее отношение, за которое, как бы, люди благодарны и отвечают соответственно. Тебе что-то придумалось, причудилось, а я-то в чём виноват? Да ещё и поучать меня хочешь.
– Нет, не так…
– Варвара, не перебивай меня. Зачем мне слушать ахинею о себе?
– Ахинею? – тихо переспросила Варя, не веря таким острым словечкам в свой адрес.
– Именно!
– Мне очень, очень жаль, что так сложился разговор!
– Разговор сложился так, как ты его сложила.
– Очень жаль! Я тебя понимаю.
– Бред какой-то. Если у тебя всё, я пойду займусь рабочими вопросами. Ариведерчи!
Варя еще несколько минут оставалась в коридоре. В какой-то момент она почувствовала, как глаза налились слезами. Она переживала из-за своего искреннего порыва, ей стало больно от того, как она ошиблась. Ценное, хранимое в её душе чувство открытости и доброты было осмеяно, испачкано о нечто гадкое.
Жижев, наоборот, возвел себя в победители. Он ловко открестился от своих проявлений симпатии к Варе, сумел вывернуть разговор, переврать всё и даже «утереть нос» той, которая вздумала ему отказать. Открытость и честность Вари его ничуть не взволновала. Сами эти её качества он счёл глупостью, а их проявление – своим личным везением в закрытом теперь для него вопросе и в прояснении ситуации. Ведь куда более угнетённым он почувствовал бы себя,