Урочище Пустыня. Юрий Сысков
Садовский, холодея сердцем.
– Город не узнать. Вроде бы все как стояло, так и стоит. Петропавловская крепость, Зимний… Но дух-то уже не тот. Повсюду какие-то грузинские рестораны, чайханы с чебуречными… Шаурма, халяль… Тьфу… Толпы туристов и приезжих из южных республик. И я тут подумал: что за орда завоевала детище Петра? Кто превратил его в филиал халифата? И что будет дальше, если русские не будут государствообразующим народом? Россия развалится так же, как орда – вот что будет! И только мы можем сохранить ее от распада!
– От гибельных трансформаций, – вдруг вставил Гена.
– Поэтому русских должно быть много. И они должны оставаться хозяевами на своей земле! Должны оставаться русскими!
Голос его уже гремел, заставляя жалобно дребезжать стаканы на стеклянном подносе.
– Но что значит – оставаться русскими?
Садовский и себе часто задавал этот вопрос.
Подняв указательный палец к потолку, Петрович пробормотал:
– А вот это… Черт… И все-таки ухлебность этого юрченя нашатывает… Наливай!
– Кому сто грамм, а кому и стоп-кран! – возразил Садовский, отодвигая бутылку.
– Щас как упрусь бивнями в пол! – пригрозил Петрович и почти исполнил свою угрозу. Качнувшись маятником, он вернулся на место. Садовский хотел его поддержать, но промахнулся и чуть не сбил с тумбочки настольную лампу с зеленым абажуром.
Абажур ехидно хихикнул и прижался к стенке.
– Спекся старшой … – прогудел Гена как будто со дна колодца.
– В общем, он ответил на мой вопрос.
Садовский не помнил, как вернулся к себе в номер. Гостиница уже спала. Лишь где-то этажом ниже пронзительно вскрикивала в любовном экстазе какая-то женщина. В постели она называла все вещи своими именами, а имена у них были сплошь нецензурные. По-видимому, это заводило ее партнера.
Кажется, это была Аля. Значит, она все-таки нашла своего принца…
Бывают дни, когда невольно начинаешь верить, что десять дней могут потрясти мир, три дня изменить твою судьбу, а одно мгновение – создать или уничтожить Вселенную. И самое верное лекарство от головной боли – трепанация черепа, а лучший дежистив – огуречный рассол…
Садовский проснулся после полудня, как от разрыва близко упавшего снаряда и понял, что нет у него завтрашнего дня, нет будущего. Нет и не может быть. Есть только бесконечно длящееся настоящее, вечно ускользающее сейчас, в котором все его богатство – усталость, и вся его мудрость – смирение. И чем он наполнит свое настоящее, то и будет тем, что принято называть будущим.
Первое, что он сделал – наведался в номер к Петровичу, чтобы оценить степень его жизнеспособности. Но как выяснилось, вся его команда, включая Алю и Юлю, съехала еще утром.
По уже знакомой улице Сварога он дошел до Воскресенского собора. Светланы там не было, юродивого на паперти тоже. У иконы Старорусской Божьей Матери привычно толпились богомольцы.
Зачем он сюда пришел? Глупо надеяться, что мать-одиночка обрадуется случайной