Студенты. Владимир Алексеевич Семенов
их отремонтирую или хотя бы сдам в ремонт. Правда, если все сложится. Если «Пассаж» будет работать, а в «Пассаже» будет работать часовая мастерская. В пятой комнате застал Германсона, который внимательно читал свежий номер «Футбол-хоккей». Я забрал из ящика свои неисправные часы, потом подумал, что неплохо бы знать точное время, и спросил Андрея:
– Ты никуда не собираешься в ближайший час?
– Нет, – ответил Андрей, – а что?
– Дай свои часы, а то не уверен, успею ли я до закрытия. Андрей снял свои часы и протянул мне. Я надел их на правое запястье и побежал к выходу. На пороге столкнулся с Мирновым.
– Куда путь держишь? – спросил Мирнов.
– «Пассаж». Часы. Ремонт, – на бегу ответил я и помчался дальше.
– Постой! – крикнул Мирнов. – Возьми и мои.
– А что с ними? – притормаживая, поинтересовался я. – Встали сегодня, думаю, от твоих заразились.
– Ну, давай.
Мирнов протянул мне свои неисправные часы, и я побежал. И Пассаж работал, и часовую мастерскую нашел. Часовщик возился с посетителем, объясняя тому, что его часы проще выбросить в ту мусорную корзину, что у входа, чем чинить. Прочитав на табличке, что часовщик работает до 18 часов, я не стал дожидаться, что ответит посетитель, и пошел в любимый комок полюбоваться на «Sharp» и «Sony». «Шарпа» уже не было, а «Соню» осматривал какой-то бородатый толстячок в дорогой дубленке. Я расстроился и прошелся вдоль прилавка в надежде найти там что-нибудь, что будет радовать глаз, когда магнитол не будет. Не нашел ничего такого и остановился у входа. Вскинул руку, посмотрел на часы Германсона: было начало шестого, потом решил сверить со своими. Вынул их из кармана, посмотрел – они стояли. Приложил их к уху: точно, стоят. Да и с чего им ходить? Я вспомнил, что всю неделю их не заводил. Потом мне захотелось взглянуть на часы Мирнова, которые заразились часовой болезнью от моих. Достал и их, тоже приложил к уху. Стоят. В общем, картина на тот момент выглядела так. На запястье одни часы, в правой руке другие часы, в левой третьи. Подняв голову, я увидел, что толстячок смотрит на меня с ужасом и держится за карман, в котором, видимо, лежал бумажник – такой же толстый, как и он сам. С чего я решил, что бумажник толстый? Ну, не с рублем же в бумажнике он за «Sony» пришел. Потом до меня дошло, почему толстячок на меня смотрел, как Пьеро на Карабаса. Пожалуй, я и сам бы удивился, увидев у кого-нибудь в руках одномоментно трое часов. Я бы, пожалуй, тоже подумал, что это вор-карманник, специализирующийся по часам. И если бы у меня был бумажник, в этот момент я тоже бы за него ухватился. Я вышел из комиссионного и пошел к часовщику. Мои часы «Slava» с 27 камнями он починил через полчаса, заменив там какую-то пружину, за которую я заплатил 80 копеек, а про Мирновские сказал, чтобы я выбросил их вон в ту корзину у входа. Я не согласился и ушел. Проходя мимо корзины, я не удержался и наклонил голову, чтобы разглядеть содержимое корзины. Думал, что там полно часов, но она была пустая… …Когда через сорок лет я решил написать этот очерк, вспомнил, что эти часы, если никто не выбросил, должны лежать в коробке в моем кабинете. Они там и лежали.