Безмолвное падение. Анастасия Бондаренко
ключ обратно женщине. Та лишь кивнула и, не касаясь моей руки, подцепила их и убрала в карман.
Мы в полном молчании понялись на три этажа выше. Кабинет Эллен, в отличие от кабинета Рика, был в самом центре этажа, напротив комнаты для совещаний. Не просторный и светлый, за всё время работы женщины он принял в себя бессчетное количество посетителей, в основном девушек. Эллен открыла дверь и тут же включила свет. Только сейчас я осознала, что у Рика мы сидели в полумраке. Кабинет был почти идеально чистый. На столе ничего, кроме закрытого ноутбука и высокой кружки с еле заметными отпечатками светлой помады – лишь этот предмет свидетельствовал о том, что в помещении вообще кто-то бывал. На диване лежало небрежно свернутое темно-синее одеяло. Я поймала себя на мысли о том, что женщина наверняка оставалась тут на ночь. Мачеха убрала одеяло в шкаф и указала мне на диван. Я села на самый край и смиренно опустила руки на колени. Эллен осталась стоять, руки уперлись в гладкий стол позади.
– Ну, что у тебя нового?
– Да ничего особенного, – я покачала головой. Настроения беседовать у Эллен скорее всего не было, поэтому грузить мачеху своими рассказами я не хотела. – У вас, я вижу, дел невпроворот?
– Как всегда, – Эллен пожала плечами. – Прошло так много времени, а мы всё топчемся на месте.
– Ты не ночуешь дома?
Эллен резко посмотрела мне в глаза и покачала головой. В её хмуром взгляде показалось смятение.
– Столько времени тратить на дорогу…
– Там просто пусто, правда? – я в миг пожалела, что это произнесла. Слишком откровенно, слишком разоблачающе. Одно неверное слово, и Эллен вообще перехочет со мной говорить.
Женщина пожала плечами. Видимо била я не в бровь, а в глаз. В пентхаусе с тремя спальными на юге города с трагическим уходом отца и моим переездом было пусто и холодно. Когда я девять месяцев в год проводила в Оксфорде, и дома жили только папа с Эллен, в квартире царил по-семейному уютный хаос. Отец не отличался аккуратностью, поэтому небрежно заправленная кровать, забытая на столе посуда и наспех сброшенные в коридоре ботинки напоминали о том, что в этом доме всё ещё бурлила жизнь. Когда я приезжала на каникулы, жилище перерождалось – я без зазрения совести выговаривала отцу за разбросанную обувь и другие личные вещи. В квартиру стойко въедался запах ванили – мне удавалось заниматься выпечкой почти каждый день. Шторы везде раздвигались, на подоконниках появлялись живые цветы в горшках, и целыми днями на кухне негромко работало ретро-радио со старым блюзом. Сейчас в доме наверняка всё окрасилось в серый и Эллен могло не хватать былого тепла.
– Мне никто не готовит, вот это плохо, – она слабо улыбнулась, и я слабо улыбнулась в ответ. Её признание меня порадовало.
– Приезжай на выходные. Я испеку твой любимый лимонный пирог.
– Посмотрим. Приезжай лучше ты, оставайся насколько пожелаешь.
Я вздохнула. Обсуждать мой визит не хотелось точно так же, как его наносить. Я не была готова вновь очутиться там.
– Возможно мне стоит.
– Конечно