Год Дракона. Ли Леви
они долго живут. А вдруг еще лет двести не появится? Так любопытно, так любопытно на него взглянуть.
Она аккуратно положила несколько сухих поленьев в огонь, и тот с благодарностью принял их.
– А что, если через окошко гляну? Он и не заметит меня. И бабушка тоже.
Она прислушалась. Ветер стих, и буран успокоился. Откуда-то издалека, видимо с берега озера, слышались звуки шаманского бубна. Значит, бабушка Лхама была там. Ее нельзя беспокоить, она должна умилостивить нежданного гостя.
Девочка вздрогнула, когда ее мысли внезапно были прерваны громким стуком в дверь.
– Оюна, открой! – срывающимся голосом орал Гришка и барабанил в запертую дверь. – Оюна!
Оюна подошла к двери, задержалась на секунду, помня предостережение бабки, но оставить плачущего ребенка за дверью, ночью, на морозе было выше ее сил. И она осторожно приоткрыла дверь. Гришка влетел в юрту, сбросив на бегу унты у самой двери, юркнул за большой сундук, накрылся с головой лежавшим подле покрывалом и затих под ним. Девочка в недоумении проследила за мальчиком взглядом, притворив за ним дверь.
– Гришка, вылезай, – позвала Оюна, но он не отозвался. – Гришка, выходи давай, что чудишь? – Но тот не пошевелился.
Тогда Оюна сама подошла к нему и откинула покрывало. Мальчик сидел, вжавшись в стену, и крупно дрожал всем телом.
– Эй! Ты что так напугался?
Гриша попытался что-то сказать, но лишь издал невнятное мычание.
– Вот незадача! Пойдем, я тебе молока налью.
Она взяла его за руки, помогла встать, сняла с него верхнюю одежду, совсем промерзшую, повесила просушить. Его же самого укутала в теплое одеяло, усадила у огня, согрела молоко, налила в пиалу, подала ему:
– Пей.
Мальчик послушно припал губами к пиале.
– Что произошло? Расскажешь ты наконец?
– Все, все, все, все… – бубнил мальчик, глядя на огонь.
– Что ты говоришь? Не разберу. – Оюна подсела ближе к Гришке.
– Все там. Все замерзли. Всех убил. Он всех убил. Мамку убил, отца убил.
– Что ты говоришь? – Опешив, Оюна поднялась на ноги. – Как убил? Кто убил?
– Холоду нагнал. Заморозил всех. Что делать-то теперь, Оюна? – И вдруг он разрыдался.
– Может, путаешь что? Давай я тебя домой отведу.
– Там мертвые все! Весь поселок замерз! Одни мы с тобой и остались, – захлебываясь от плача, причитал он.
– Пойду сама все узнаю. Что-то нелепое говоришь.
– Не ходи, – протянул Гришка. – И тебя погубит. Нелюдь он. Дышит, и от дыхания его лед повсюду.
– Пойду, – отрезала Оюна и встала.
Она оделась, взяла большой фонарь и вышла из юрты. Затворив за собой дверь, остановилась, вспомнив наставление бабки, но лишь на минуту, а затем уверенно зашагала по свежевыпавшему снегу в сторону трактира, освещая себе путь неярким огнем.
Буран стих, но мороз усилился. Ветер разогнал ночную мглу, и на высоком темном небе заискрились звезды. Луна, далекая