Песни Серебряных Струн. Песнь первая: «Мечта и воля». Часть вторая. Елизавета Лаггар
сам видел!
Даан понял, что слишком разговорился, и, кажется, сболтнул лишнего, но было уже поздно. Госпожа Миррэтрис прекрасно его расслышала, поняла, и сделала выводы.
– Ты обыскивал мой стол? – её глаза вспыхнули синим льдом.
– Обыскивал? – Даан побледнел, понимая, что попал в собственные сети. – Что Вы, моя Госпожа, у меня и в мыслях такого не было! Я просто увидел на Вашем столе книгу – прекрасную книгу! – и мне стало интересно, на архадском она языке, или нет. А там внутри, в книге, оказались листки с моими стихами, которые я считал потерянными, вот и…
Даан так и не смог закончить свои оправдания. Госпожа Миррэтрис вскинула руку, и музыканта в тот же мгновение оторвало от палубы, подбросило ввысь – к самым флагам над грот-мачтой, кувыркнуло, дёрнуло вниз, так резко, что он и зажмуриться от страха не успел, плюхнуло в волны, с силой протаскивая сквозь толщу воды, вновь выдернуло, развернуло, словно невесомое перышко, и швырнуло обратно на шканцы, к ногам волшебницы, уже совершенно сухим.
Задыхаясь, трясясь и кашляя, Даан сидел на палубе, пытаясь осознать, что с ним сейчас произошло, и где теперь находится верх, а где низ. Помотав головой, он осмелился поднять, наконец, взгляд на свою Госпожу. Она глядела на него свысока, непреступно и сурово.
– Прочь с моих глаз, – приказала волшебница. – Чтобы до завтра я тебя не видела. И ни слова от тебя до самого полудня!
На дрожащих ногах менестрель поднялся, кое-как поклонился, и, шатаясь, поплёлся в сторону кают.
***
Остаток дня Даан провел в своей каюте, не высовываясь. Какое-то время он лежал на кровати, уткнувшись в подушку носом, и пытался прийти в себя после всего того, что произошло на палубе. Музыкант испытал и обиду, и унижение, и страх, и стыд, и всё это сильно его угнетало. Но с другой стороны он не мог отрицать и того, что благодаря волшебному наказанию от своей Госпожи он в самом буквальном смысле слова сумел выйти сухим из воды. Да известен ли ему еще хоть один такой в действительности произошедший случай? Даан задумался. Выбрался из- под полога, слез с кровати и прошествовал к письменному столу. Вот так дела! Госпожа Миррэтрис – желает она того, или нет – постоянно делает для него, Даана, реальным то, что до этого казалось ему совершенно невозможным.
Музыкант улыбнулся. Да, выходить из каюты ему сейчас не стоит – чтобы в очередной раз не попасться волшебнице на глаза. Разговаривать тоже запрещено. Что же остается? Думать и писать стихи! Менестрель достал из своей сумки дорожную кожаную папку с чистыми желтоватыми листами, перо и чернильницу, поудобнее устроился за столом, и приготовился записывать на послушной бумаге всё яркое смятение собственных чувств.
Как ты судьбу мою решаешь
Изящным росчерком пера,
Так с той же лёгкостью лишаешь
Меня свободы до утра…
Ах, ликование неволи
Понять не всякому дано,
Но счастье быть подвластным воле
Той, кто владеет мной давно.
Карай меня, бросая