Как верёвочка вилась. Евгений Клюев
бога гневить не стоит… у других судьба ещё хуже!
Взять, например, хоть во-о-он тот люк на мостовой. Лежит себе, бедный, посреди дороги – и какую-то непонятную дырку собою закрывает! Машины прямо по нему едут и не замечают: есть он, нет его – всё равно. То-то он иногда грохочет от возмущения – правда, негромко: бум-бум, бум-бум, бум-бум… обратите, значит, внимание! Да только, увы, никто внимания не обращает.
– А Вы, господин Люк, довольны ли своей судьбой?
– Доволен ли я? Да в общем доволен!
В общем доволен, значит. Ну и молодец…
Впрочем, какой с него спрос? Что он, несчастный, видел-то, пролежав свои сто лет на одном и том же месте! Наверное, и понятия не имеет, что в жизни есть музыка… Есть клавиши, по которым этак вот небрежно пробегает рука – и из-под руки возникают аккорды! Есть струны – едва их коснётся смычок, они начинают петь. Есть золотые трубы – они преобразуют воздух в божественные звуки: подуешь в такую трубу воздухом, а он по изгибам пойдёт, пойдёт, пойдёт – и рождается мелодия… Но люки о таких материях, конечно, не задумываются.
– Ещё как задумываются! – ответил Люк, и Пешеходная Зебра, опомнившись, поняла, что, кажется, давно размышляет вслух, а тихой ночной порой даже и мысли хорошо слышны.
– Но когда люки о таких материях задумываются, – продолжал Люк, – то понимают, что им, люкам, в сущности ничто не мешает быть барабанами! Поскольку музыка у каждого своя. Моя музыка – это бум-бум, бум-бум, бум-бум… Это только Вам, дорогая Пешеходная Зебра, почему-то кажется, что я так от возмущения грохочу!
– Разве нет? – растерявшись, прошептала Пешеходная Зебра.
Господин Люк улыбнулся.
– Ах, милая Пешеходная Зебра, – тихо произнёс он, – всё-то Вы витаете в облаках… и неведомо Вам, что ведь то, о чём Вы мечтаете, давным-давно сбылось! Что живёт рядом с Вами композитор Люк, который, между прочим, ничуть не хуже композитора Глюка. И что композитор Люк пишет и пишет для Вас свои барабанные партии: бум-бум, бум-бум, бум-бум! Денно и нощно. Ему, видите ли, кажется, что в той музыке, которую исполняете Вы, иногда сильно не хватает лёгкого барабанного боя…
– Разве я исполняю какую-то музыку? – пролепетала Пешеходная Зебра, окончательно теряясь.
– Все мы исполняем музыку, милая Пешеходная Зебра! И на всём белом свете нет никого, кто не исполнял бы какую-нибудь музыку… Каждому из нас это дано судьбой: исполнять ту или иную музыку. Да только вот даже и свою собственную музыку не всем дано услышать.
Пешеходная Зебра не знала, что думать.
Она тихонько перебрала в памяти свои полоски – все до единой: тёмные и белые… как клавиши.
– Господин Люк, – вдруг попросила она, решившись, – расскажите, пожалуйста, какая у меня музыка!
– Вальсы! – воскликнул господин Люк. – Вальсы и марши: наступят на белую полоску – тон, наступят на тёмную – полутон… И так, из тонов и полутонов, складывается музыка. Только вот… как я уже сказал, мне всё кажется,