Пеший камикадзе. Книга первая. Захарий Калашников
всё ради того, чтобы достичь неосязаемых духовных целей или заполучить некие сверхсилы.
Что же касалось духа борьбы, то девиз 'Сделай или умри', принадлежавший морским пехотинцам с третьего по величине материка в Северном полушарии, являвшихся для любого военного потенциальным противником, о котором вот уже полвека наперебой твердили все советские военные педагоги, звучал беспомощно неубедительно и даже по-детски в сравнении с девизом российских спецназовцев решительно настаивающих 'Умри, но сделай', из чего следовало, что для российских 'спецов' смерть в общем-то не являлась уважительной причиной не исполнить приказа или не выполнить поставленной задачи, в отличие от принципиального соперника, которому предлагался довольно простой и понятный путь: 'сделай, а не сделал – умри'.
Никто о таком, о такой смерти, конечно, не думал. В том числе Бис. Ему казалось, что подобная жертва могла быть принесена разве что по какой-то очень веской побудительной причине, ради чего-то или кого-то, кто заслуживал и принял бы эту жертву с благодарностью. Допустимо было предположить, что подобное возможно ради мира без войны и светлого будущего детей, но по странному стечению обстоятельств воевали сами дети и благодарить их было некому, ибо они ещё не обзавелись своими. Война с терроризмом была в самом разгаре, но ей было далеко до Великой Отечественной, а загадочный терроризм был ещё не настолько исследованным абсолютным злом, как фашизм. Ещё сложнее Егору было представить, что его сын однажды придёт и выразит благодарность за всё то, что он тут делает, потому что это точно было не ради него: а если не жертвуешь собой ради детей – они не благодарят. Точно так же поведут себя старики, пережившие свою страшную войну и взрослые, знающие о войне стариков немногим больше, чем о чеченской. Но, в действительности, всё было куда проще. У взрослых в памяти не было ничего кроме историй и рассказов, для пожилых ещё были живы идолы и демоны и нынешние не были столь пугающими и ужасными, как прежние, или сколько-нибудь интересными. Жизнь прожита и в ней не осталось места для потрясений.
Из двух разведывательных маршрутов в зоне ответственности бригады, основными направлениями которых являлись проспект Жуковского и улицы Маяковского-Хмельницкого, по которым осуществлялось движения войсковых колонн, Бису приглянулся второй – Маяковского-Хмельницкого, маршрут Кубрикова Бису оказался не по нраву. То ли потому что казался немного диким, то ли потому что нахождение под обстрелом в первый же день стало своеобразным триггером подобного отношения и защитной реакцией – не соваться туда, где так запросто стреляют по колонне.
– Толь, на чьём маршруте подрывов случилось больше? – как-то спросил Егор.
– Не знаю! – не испытывая желания разговаривать, сказал Анатолий.
– Что значит: не знаю? Неужели ты не проводил анализа? – настаивал Бис.
– Нет, не проводил. Отвали, дай поспать, – буркнул Кубриков, уткнувшись в подушку.
– 'Дай