Неудобные. Анна Рефнер
молчать. Не надо отвечать на агрессию: он слишком зол. Сейчас поругаемся, потом только хуже будет. Но как же противно и больно, когда тебя так упрекает родной человек… К чувству вины за непонятную сыпь прибавилась ещё одна вина: за то, что я якобы вынудила родителей пожертвовать чем-то ради меня. И вдруг, потеснив вину, во мне всколыхнулась тихая злость.
– Я не просила ни о каких жертвах, – сдавленно проговорила я.
К горлу подступил комок, а глаза были готовы наполниться слезами. Как ни старалась, я не могла успокоиться.
– И ты не рада, что можешь спокойно учиться и не думать как прокормить себя? – не унимался отец.
Теперь он стоял напротив и ожесточенно жестикулировал прямо перед моим лицом. Хотелось вжаться в стенку до полного исчезновения.
– Как бы ты вообще работала?! Только и умеешь, что за своим компьютером сидеть, да вши перебирать у дворовых котов!
Ах, вши перебирать?!
– Да я делаю хоть что-то, чтобы сделать мир добрее! Я вижу, как плохо бывает животным, о которых никто не может позаботиться. Почему я должна стесняться своей добросердечности? Я же не трачу на это миллионы и не прошу твоей помощи!.. Да, я виновата, что мы заразились чем-то, но дело ведь не в этом! Тебе же просто нужен повод! За что ты меня так не любишь, папа?! Что я такого сделала?..
Отец снова собирался разразиться гневной тирадой, но вдруг запнулся: будто смог осознать что-то важное за эти короткие секунды. Каким-то шестым чувством я поняла, что его настроение изменилось.
Он ушел в комнату, ничего больше не сказав. Наверное, так было даже лучше. Перейти черту, когда находишься на эмоциях, слишком легко. Только неизвестно, сколько времени нужно будет потом потратить на исправление ситуации. Семья на то и семья, чтобы не быть безразличными друг к другу; поэтому нас так сильно цепляет любое столкновение интересов.
Едва добравшись до кухни, я почувствовала, как сильно стучит сердце. Пульс подскочил буквально за мгновение, от чего в глазах сразу же потемнело. Уже сползая на пол, я зацепилась за ящик с лекарствами и смогла вытащить успокоительное. Да что это такое?! Понадобилось не больше пяти минут, чтобы лекарство подействовало. Хвала небесам, вроде всё обошлось. Я переползла на диван и взяла телефон: если что, позвоню маме. К отцу обращаться отчаянно не хотелось: он и так считает меня ни на что не способной.
К большой радости, ни к кому обращаться не понадобилось. Я пролежала до самого прихода мамы, больше не чувствуя сильного недомогания. По маминому спокойному состоянию я сделала вывод, что она либо растеряла весь гнев по пути домой, либо чесотка её не зацепила.
– У тебя есть сыпь? – это был первый папин вопрос.
– Немного, – ответила мама и поставила на стол пакет из аптеки, в котором находились три бутылочки серной мази. – В садике объявили карантин на десять дней.
– Из-за тебя?
– Нет. Так совпало, что у двух детей тоже обнаружили чесотку. Кто кого заразил – непонятно.
Ну, на меня хотя бы не наорали снова. Беда только с карантином для папы. Десять дней