Память душ. Дженн Лайонс
считал, что цали – это драгоценные камни, что они должны быть драгоценными камнями. Теоретически, однако, при правильных обстоятельствах душу могли бы содержать другие сосуды. Если эта арфа каким-то образом содержала душу ванэ, значит, это было технически возможным. Он ломал голову, пытаясь вспомнить все, что мог, об этой проклятой арфе. Семья его старого друга Корана Миллигреста владела этим антиквариатом на протяжении нескольких поколений, но Коран никогда не придавал этому большого значения. С другой стороны, двоюродный брат Корана – Никали…
Коран однажды пошутил, что продаст свою коллекцию музыкальных инструментов, чтобы заплатить карточный долг, и Никали был готов вызвать его за это на дуэль. И был он вполне серьезен. Терин, конечно, мог бы приписать это гордости за семейную музыкальную коллекцию, если бы уже давно не пришел к выводу, что Никали на самом деле был ванэ, просто притворяющимся человеком.
Позади них послышалось тихое жужжание, словно кто-то вертел гирю на веревочке. Затем в нескольких футах от него появилась синеволосая женщина-ванэ с серебристой кожей. Глаза Терина расширились. Он не мог не узнать ее, учитывая, сколько лет она служила его сенешалем.
Мия.
– Госпожа Мия… – сказал внук Терина.
– Это не мое имя, – ответила Хаэриэль.
Терин вздрогнул, когда воспоминание развеялось как туман, прежде чем он смог опознать его.
Женщина не могла быть Мией, потому что Хаэриэль стояла рядом с ним. Хаэриэль все еще носила тело Мии, даже если теперь оно выглядело по-другому. Оставался лишь один кандидат, который не только знал, как выглядит настоящая Мия, но и мог выдавать себя за нее.
Терин подошел к Коготь.
– Что тебя задержало?
– Прошу прощения, Ваше Величество. – Коготь присела в полупоклоне перед Хаэриэль. Та махнула рукой в знак согласия и вернулась к разговору с Дамаэрис.
Терин изо всех сил старался держать дыхание под контролем. Сердце колотилось как бешеное.
Коготь смерила его изучающим взглядом:
– Ой-ой.
Терин глубоко вздохнул:
– Что значит «ой-ой»? Что, что там произошло?
Коготь пожала плечами:
– О, я просто хотела узнать, могу ли я съесть демона. И думаю, что это любопытство должно остаться неудовлетворенным. – Она вновь вернулась к изучению Терина. – А «ой-ой» означает, что ты стоишь на краю обрыва, утеночек… Вопрос лишь в том, сойдешь ли ты с него?
По его телу пробежала дрожь:
– Не понимаю, о чем ты.
– Именно, не понимаешь. Но ты очень к этому близко, Ясноглазый. – Она окинула взглядом поляну. – Это место навевает воспоминания. Прошло несколько тысячелетий.
Охватившая Терина дрожь была вполне понятна. Ясноглазым его называла Ола – несколько десятилетий назад, когда Педрон решил, что то, что нужно Терину, чтобы стереть ханжеский слой с нимба, – это его собственный раб[105]. Он вспомнил, как Кирин предупреждал, что Коготь выдавала себя за Олу. Он достаточно знал о мимиках, чтобы понять, что они могут
И позже, должен отметить, Ола использовала это же прозвище для Кирина.