Звезда Давида. Константин Волошин
остановиться на отдых. Да и то, всю ночь гребли, а течение в Ахтубе слишком слабое, чтобы быстро спускаться вниз по реке. К тому же иногда одна-две лодки садились на мель, приходилось всем миром стаскивать их на глубину. И всё же осторожно, но продвигались вниз. Атаманы говорили, что цель похода близка. Конная разведка изредка доносила, что кругом довольно спокойно и угрозы пока нет.
Наконец по каравану оповестили, что завтра перед рассветом должны выйти к Сарай-Бату[7], тихо, быстро снять охрану и ворваться в город. Для этого необходимо незаметно высадиться по протоке, в отдалении от города, и пешими нападать со всей отвагой и натиском.
Воины тут же стали готовить оружие, доспехи, запас тряпок на случай ранения. И Егор не отставал в этом. Но внутри нарастали беспокойство и тревога. Сердце не успокаивалось до самой ночи, а потом он никак не мог заснуть и лежал на грузе в окружении таких же ушкуйников, что не могли заснуть, волнуясь и переживая.
Ближе к полуночи все лодки тронулись на вёслах к Сарай-Бату. Шли тихо. Никто не смел разговаривать, слышалось лишь тяжёлое дыхание гребцов и тихий всплеск речной воды под вёслами.
Путь оказался дальним, некоторые сомневались, что поспеют к рассвету. А он уже засветился неясной полосой поверх зарослей левого берега Ахтубы.
Однако среди воинов находились знающие, бывалые люди. Расчёт был точным, и вскоре показались редкие огни города. По лодкам прошёл приказ. Несколько малых лодок-челноков прытко понеслись дальше. Тридцать воинов почти без шума сняли стражу, дремавшую у ворот. Раздался свист – сигнал, что путь открыт.
Ушкуи стремительно ринулись к городу. Передние уже высадили десант. С воем и грохотом барабанов ушкуйники ворвались в улочки города. Жители в ужасе разбегались, их секли саблями, рубили топорами и кололи пиками. Тут же большой отряд бросился к ханским строениям. И лишь успели заметить, как большая группа всадников умчалась к броду, стремясь поскорее вырваться за пределы городских стен и скрыться.
Рассвело окончательно, и солнце было готово выплыть и осветить бойню. Множество рабов высыпали на улицы, среди них большинство были русскими. С воплями невольники метались в поисках возможности покинуть ненавистный город, пытаясь переправиться на правый берег.
Мелькали фигуры Прокопия, Фёдора и остальных атаманов. Десяток Богдана тоже крушил всё вокруг и уже начал грабить. Редкие стрелы посвистывали в прозрачном утреннем воздухе, уже насыщенном дымом пожара и пылью.
Егор, проткнув татарина пикой, заметил, как сотник Ахромей с остервенением свалил ударом кулака какого-то богатея и рубанул саблей по шее. На него свалилась женщина в прозрачном халате, получившая удар сапогом. Сотник на миг застыл, обернулся и крикнул:
– Эта баба – моя добыча! Богдан, поставь охрану! – И умчался дальше.
Егор подскочил туда. Черноволосая женщина обернулось к нему: глаза широко открыты, в них метался ужас. Она сорвала с шеи украшение, протянула Егору, бледные губы еле слышно проговорили:
– На! Брать! Милость!
Она лежала у трупа татарина,