Возрождение полевых цветов. Микалея Смелтцер

      Весну в Хоторн-Миллс я люблю больше всего. Я не бывала здесь с тех пор, как покинула городок шесть лет назад. Тем летом я приезжала сюда несколько раз в надежде, что мой любимый мужчина увидит меня и вернется ко мне, но этого не случилось.

      Потеряв Тайера Холмса, я поджала хвост и пошла дальше.

      Устроилась официанткой в закусочную неподалеку от квартиры Лорен. Экономила на всем, откладывала каждую копейку. Мы с Калебом стали больше общаться, а потом и встречаться. Почти через год, в день свадьбы Джорджии, он сделал мне предложение, и я его приняла. Через два месяца мы поженились. Он окончил колледж, и мы переехали в Калифорнию. Там мне нравилось не меньше, чем здесь, но год назад ему предложили работу в Бостоне, и мы вернулись.

      И все равно я ни разу не переступила порог дома моего детства.

      Он знал, почему, и это причиняло ему боль.

      Я всегда только и делала, что причиняла ему боль.

      Поэтому я его отпустила.

      Наш развод прошел легко, как и все, за что мы брались. Я знаю, что Калеб всегда будет присутствовать в моей жизни, но теперь он свободен и может искать такую любовь, какую когда-то познала я. Если довелось так любить, с этим уже ничто не сравнится, как ни старайся и сколько труда ни вкладывай.

      Это все равно что втискивать кусочек головоломки туда, где ему не место.

      Я открываю дверцу машины и ступаю на парковку возле дома.

      Как бы я ни клялась, что никогда не приеду сюда, в это место, к нему, кое-что заставило меня вернуться. Я вхожу в дом и обнаруживаю маму в гостиной на импровизированной больничной койке.

      – Привет, мам. – Все мои силы уходят на то, чтобы сдержать слезы. Я не хочу, чтобы она их видела.

      – А вот и моя девочка, – улыбается она и подзывает меня к себе взмахом бледной тонкой руки.

      Моя мама умирает.

      У нее рецидив рака, и на этот раз все средства бессильны. Сколько бы она ни боролась, болезнь упорно берет верх. Ей остается жить месяца два, а может, и меньше.

      Я прохожу в гостиную и наклоняюсь ее обнять, мои шаги звучат непривычно громко.

      – Ты разминулась с Джорджией, – говорит она. Ее объятия слабы, на теле почти не осталось мышц и жира. Она увядает прямо на глазах.

      – Я встречусь с ней позже.

      – Дети о вас спрашивали.

      Я улыбаюсь и провожу пальцем по бледной коже на ее щеке.

      – Они нас скоро увидят.

      У Джорджии и Майкла двое детей и еще один на подходе. Надо ли говорить о том, что у них дел невпроворот, но они счастливы.

      – Тебе что-нибудь нужно?

      – Нет, у меня все есть. Может, посмотрим фильм или что-нибудь еще после того, как ты занесешь свои вещи?

      – Отлично, мам.

      После развода мы с Калебом продолжаем жить вместе. Это разумно, ведь я пока еще не определилась, что делать дальше, но мамино состояние ухудшается, и я понимаю, что настало время вернуться домой. Нужно позаботиться о ней в ее последние дни и дать передышку Джорджии, а когда неизбежное случится, привести дом в порядок и выработать дальнейший план действий.

      Это трудно, зная, что мое будущее под большим вопросом. В этом году мне исполнится двадцать шесть, но как и в восемнадцать, я по-прежнему ни черта не смыслю в этой жизни. Возможно, в этом и заключается правда взросления, о которой никто не хочет говорить – мы все идем наугад.

      Я упорно стараюсь не смотреть на соседний дом. Я знаю, что он и сейчас там живет, мама время от времени о нем упоминает. Иногда я думаю, что ей любопытно наблюдать мою реакцию. Я никогда не рассказывала ей о нашей истории с Тайером. Да и какой смысл? Мое сердце было разбито, и между нами все кончено.

      Я заношу в дом свои вещи, даже не взглянув на соседний участок.

      Это