Касаясь Пуст0ты. Евгения Драгомир
как по крутому подъему, пока отец не вырос прямо перед ней и не преградил путь.
Он схватил маму за руку и потащил ко мне.
Настала моя очередь пятиться к стене. Я отступил назад, хотя отступать было некуда. Я только вошел, и дверь все еще подпирала меня со спины. Отец подтолкнул маму вперед, сжал одной рукой ее подборок, а другой притянул к себе. Всякий раз, когда мама пыталась отвести взгляд, отец усиливал хватку. Удивительно, что я до сих пор не услышал хруст. Мама оказалась так близко, что в какой-то момент наши щеки соприкоснулись, и я увидел в ее глазах собственное отражение.
– Смотри на него, Клара! Смотри! Его ты предала! Или…– Отец отпихнул ее в сторону и схватил за руку уже меня,– Или он тоже помогал «АрКейну»?! Нам ничего не стоит это проверить.
Я чувствовал «слово магистра», как его сила проникает сквозь кожу; стопорит наномашины, делает их неподвижными для всего, кроме голоса отца. Отец стоит на порядок выше чтецов, с которыми мне приходилось иметь дело во время учебы. С ними я сохранял хоть какую-то подвижность мысли, мог взять паузу для раздумий. С отцом же малейшее промедление вызывает скачок давления, что не лучшим образом сказывается на способности думать. По итогу ты выдаешь все без разбора, как ребенок.
– Прошу тебя, Роб! Не надо!
– Ты знаешь, что я хочу услышать! Скажи мне это, и я отпущу его.
Мама колебалась. Она сомневалась не в своем намерении помочь мне, а в желании снова протянуть отцу руку, позволить ему взять над собой верх. Судя по ее потрепанному виду, сделать это сейчас ему будет нетрудно. Она уже не способна на сопротивление; хотя я и понятия не имею, была ли способна вообще. Видимо, да, раз я здесь; раз отец прибег к шантажу, чтобы вытащить из мамы информацию.
– Я уже знаю, что ты лжешь. Час назад я почувствовал это. Судя по всему, ты неплохо наловчилась во время наших шуточных допросов. Но я знаю правду. Мне нужно лишь, чтобы ты произнесла ее вслух. Я ведь могу долго тебя допрашивать. Пять часов не предел.
Пять часов…В голове не укладывается. Я едва вынес пять минут под его контролем. Тело до сих пор не слушается. Мама улыбнулась и протянула вперед раскрытую ладонь.
Отец тут же ухватился за нее и требовательно произнес:
– Джон Смит работает на «АрКейн»?
– Да.
От меня ускользнуло то, о чем он спрашивал дальше; это и не имело значения. Мама не сказала ни слова больше. Она перевела взгляд на меня и смотрела до тех пор, пока глаза ее не налились стеклянным блеском. Она умерла, а отец даже не понял этого. Я стоял как вкопанный у двери и наблюдал, как остатки наномашин в ее теле разом потухают. И остается лишь дряблая оболочка, усеянная синяками и кровоподтеками.
Он убил ее. А я не смог этому помешать. А был ли смысл? Ее ждала бы череда таких же допросов и, в конце концов, смерть. Тот, кто знает о члене «АрКейна», не может не быть его соучастником. Смог ли отец выяснить, каким образом мама помогала им? Неизвестно. Мы не говорили об этом. Никто не говорил.
Я проснулся в комнате полной воды, со звоном в ушах от дверного звонка.