Карфаген 2020. Полигон. Денис Ратманов
хорошо.
Разворачиваюсь и ухожу, а вдогонку летит голос журналистки:
– У него есть девушка! Это так трогательно! Леонард, как ее зовут? Хотите передать ей привет в прямом эфире?
– Да бросьте, это уловка, – отвечает журналист-мужчина, – чтобы привлечь зрительниц баб, они такое любят.
Голоса стихают, остается жужжание дронов, летящих за мной. Иду вдоль стены на свое место, но путь преграждает сотрудник в сером пиджаке.
– У тебя есть право выбрать членов команды. Имеются ли предпочтения?
Мне выгоднее выбрать Лекса и самого перспективного бойца из собравшихся в зале, но все равно называю Надану, хоть и понимаю, что она восстановилась не до конца и может подвести команду. Не могу победить чувство, что я за нее в ответе.
И снова программа удивляет, выводит текст в самый неожиданный момент:
Сострадание +3.
Уже когда усаживаюсь на свое место, Блейм объявляет, что мы вылетаем через полчаса, команды будут сформированы на месте согласно жеребьевке. На знакомство друг с другом и противником выделят еще полчаса, а затем – сам бой. Слушаю его вполуха, анализируя ситуации, когда программа награждала меня очками сострадания. Если просто искать нуждающихся и причинять им добро, вряд ли я что-то получу. Но когда принимаю решения в ущерб себе, руководствуясь… слабостью? Тем, что я всю жизнь в себе подавлял – сопливыми чувствами – то программа всячески их поощряет.
Жеребьевку тоже превратили в шоу, рекрутов, одетых в одинаковые борцовки и штаны с карманами, из всех Чистилищ вывезли ближе к арене, собрали в зале побольше.
На входе в зал рекруты опускают руки в черный ящик и вытаскивают себе номер, а затем улыбчивые девушки рассаживают их в просторном зале. У лидеров зрительского голосования не номера, а карточки, нам их выдали заранее. У нашей команды карточка с номеров один. Мест хватило не всем, и рекруты толпятся у стен, рокот стоит такой, словно работает сотня моторов. Душно.
И опять гаснет свет – по залу прокатывается вздох. Через пару секунд на огромную сцену падает луч прожектора и выхватывает ведущего Блейма, все так же закованного в латы гладиатора.
– Смер-р-ртники! – прокатывается по залу его усиленный колонками голос. – Вот и настал для вас судный день! Супер-р-р битва! Пять на пять, враг должен быть повержен и истреблен! А теперь – жеребьевка. Молитесь, смертники!
На середину сцены выносят трибуну с подобием круглого аквариума, заполненного, я подозреваю, свернутыми номерами. Из-под земли на встроенном лифте поднимается сам Эйзер Гискон в той же белой, вышитой золотом тунике и алом плаще.
Блейм склоняется перед ним, выдерживает паузу и объявляет:
– Жеребьевка! Вашу участь будет решать сам Эйзер Гискон! Он достает карточку, зачитывает цифры, если назван ваш номер, вы выходите сюда. По пять человек в команде, ей тоже присваивается номер!
Выносят еще одну трибуну с непрозрачным ящиком, разделенным на черную и белую части. Ставят слева от Гискона.
– Сперва свою участь узнают лучшие! Первое Чистилище! Команда номер один!
– Это ж мы! –