Пушкарь. Юрий Корчевский
рассасываться, целенаправленными ручейками всасываясь в улицы, окружающие торговую площадь. Я подошел к воеводе:
– Я лекарь, мне куда?
– Ближе к воротам ступай, основная сеча, коли татары прорвутся, там будет.
В темноте, ориентируясь на свет редких факелов на стенах крепости и лучины в окнах домов, мы с холопом Прошкой пошли к воротам.
С внутренней стороны ворот было довольно многолюдно – таскали бревна, куски заборов – возводили на некотором расстоянии от ворот нечто вроде баррикады. «Знамо дело, – услышал я разговор двух ратников, – татарин, он на коне силен, да когда их много, кони прорвутся, а тут засека, на конях не перепрыгнешь, а лучники наши не хуже татарских будут». Я огляделся по сторонам. Судя по тому, что ратники и ополченцы подходили к воину в кольчуге, с болтавшимся у пояса шлемом, главным был он. Я подошел:
– Олег Фролович велел недалеко от ворот быть, лекарь я.
– Звать тебя как?
– Юрий Григорьевич.
Десятник окликнул одного из воинов.
– Лекаря проводи вон в ту избу, раненых, если будут, туда носить будете, пару женщин, кто крови не боится, в помощь ему дай.
В доме, куда провел нас воин, была только одна хозяйка, хотя дом был большой, семья, видно, тоже была немаленькая.
– Все ушли от супостата борониться, да вы проходите, садитесь. Что от меня нужно?
– Воды согрей побольше во всех горшках, лучин для света, да покажи, где они, – холопы помогут, куда раненых носить?
С Прошкой мы выдвинули стол на середину комнаты, подготовив нечто подобное операционно-перевязочной. Подготовка шла полным ходом, когда привели первого раненого. Татарская стрела с широким наконечником почти перебила воину левую руку чуть ниже локтя. Убрав окровавленную тряпицу, что прижимал воин к ране, я уложил его на стол, обильно полив рану и свои руки хлебным вином, остановил кровотечение, прошив и перевязав сосуды, сопоставив обломки костей, зашил рану и наложил палочки для фиксации костей. Жалко, гипса не было.
И пошло-поехало. Высокие стены не давали возможности татарам стрелять прицельно, сильно рисковали только воины на стенах и башнях, но проклятые басурмане засыпали стрелами территорию города. Сотнями, если не тысячами, шелестящая и невидимая в темноте смерть сыпалась с ночного неба. Тем, кто находился без укрытия – вне домов или другой защиты, приходилось туго. Люди это поняли и без необходимости не высовывались на открытое пространство. Зажигательных стрел татары пока не применяли – если город сгорит, что с него можно взять – ни утвари, ни ценностей, да и будущие полоняники могли погибнуть, сгорев в пламени или задохнувшись в дыму. Крики от стены и со стороны ворот усилились, видно, татары пошли на приступ. От ворот раздавались гулкие, тяжелые удары – как я догадался, вероятно, тараном пытались сокрушить ворота. Грянули несколько пушечных выстрелов, завизжали за воротами татары, восторженно взревели воины на стенах. Очередная попытка была отбита.
Тоненьким ручейком потянулись