Союз хищников. Максим Шаттам
к рисунку *e.
– Никогда такого не видел, – признался он. – Насколько я понимаю, юноша начертил тот же символ, прежде чем совершить преступление. Он не мог вырезать его на своих жертвах, поэтому поступил лучше: он послал сообщение всем сразу. Это символ ненависти. Насилия. Он собирает людей под знаменем ярости. Вам не кажется, что стоит двигаться в эту сторону?
– Мы и пытались. В интернете ничего не нашлось.
Микелис удивленно поднял брови:
– И вы не поступили в отношении этого символа так же, как поступили в отношении трупов, обратившись ко мне?
– Не связались с экспертом? Но в какой области?
– Да во всех! История! Психология! Математика! Не важно. Но я считаю, чтобы найти этих убийц, мы должны понять, что они собой представляют и почему так себя ведут. Я понимаю, что вы в основном сосредоточились на имеющихся у вас зацепках, уликах, следуя обычным методам расследования, но здесь вам придется расширить зону поисков.
– Например, каким образом? – спросила слегка задетая Людивина.
– Вы проходите мимо этого символа, считая его всего лишь точкой соприкосновения между всеми преступниками, но это, безусловно, нечто гораздо большее. Для них этот символ имеет значение. Возможно, что-то обозначает. И пока мы точно не узнаем, что именно, он будет для нас просто воплощением худшего в этих людях. Символом их перехода к действию.
Микелис взял маркер и дополнил рисунок. Под *e появились буквы.
– Эмблема Зла, – тихо прочел Микелис.
11
Дождь хлынул внезапно. За несколько минут пелена серых туч укрыла небо, и на Париж полило. Сквозь потоки тускло пробивался предвечерний свет, и этот ливень стал преддверием ночи, за которым никто не заметил сумерек. Город замигал огнями, люди на улицах спешили вернуться под кров, закутаться в пледы, сделать себе горячего шоколада или чаю, чтобы это октябрьское воскресенье пролетело побыстрее.
В отделе расследований Ришар Микелис долго беседовал наедине с полковником Априканом, а затем направился в другое крыло здания и постучал в дверь офиса, который Алексис делил со своими коллегами.
– Я пообещал жене, что задержусь тут всего на несколько дней, – сказал он.
Молодой жандарм кивнул:
– Я рад, что вы передумали.
– Я не передумал.
Ответ вылетел резко, как пощечина. Людивина и Сеньон переглянулись.
– Что же заставило вас приехать? – поинтересовался Алексис. – Необычность случая?
– Жертвы. Я всегда делаю исключение ради жертв. В пятницу вечером, узнав про парня, который столкнул четырех человек под поезд и потом покончил с собой, я понял, что за этим убийством последуют другие, и много.
– Надеемся, что нет, – не удержалась Людивина.
Окаймленные серебром, темные, как бездна, зрачки резко скользнули в ее сторону.
– Эти нелюди нас опережают. Идут с огромным отрывом. И они жаждут крови. Будут новые жертвы. Нам надо к этому подготовиться.
– Нам? – переспросил Алексис.
– Пока